Он начал читать, когда вдруг Мария отворила дверь и впустила молодого человека в чистеньком костюме. Пришедший быстрым взглядом окинул комнату, причем от его взгляда не ускользнули стоявшие в углу керосинка и посуда; лишь потом он взглянул на Мартина.
— Присядьте, — сказал Бриссенден.
Мартин потеснился на кровати, чтобы дать место молодому человеку, ожидая, пока тот заговорит.
— Я слышал вчера вечером вашу речь, мистер Иден, и пришел проинтервьюировать вас, — начал он.
Бриссенден весело расхохотался.
— Это кто, товарищ социалист? — спросил репортер, кинув в сторону Бриссендена быстрый взгляд и подметив мертвенный цвет лица больного.
— И он мог написать такую статью, — мягко проговорил Мартин. — А ведь он совсем еще мальчик!
— Почему вы не поколотите его? — спросил Бриссенден. — Я дал бы тысячу долларов, чтобы мне на пять минут вернули мои легкие.
Этот разговор о нем и замечания в его адрес привели репортера в некоторое смущение. Но его похвалили за блестящее описание митинга социалистов и поручили ему лично проинтервьюировать Мартина Идена, лидера организованных врагов общества.
— Вы ничего не будете иметь против того, чтобы вас сфотографировали, мистер Иден? — спросил он. — У меня фотограф, видите ли, ждет внизу, и он говорит, что лучше снять вас сейчас, пока солнце еще не зашло. Интервью можно начать потом.
— Фотограф! — задумчиво сказал Бриссенден. — Поколотите-ка его, Мартин, поколотите!
— Я что-то состарился, видно, — последовал ответ. — Я знаю, что следовало бы это сделать, но мне как-то лень. Да и не все ли равно?
— Это правильно, так и надо смотреть на это дело, — непринужденно заявил мальчишка, но при этом тревожно взглянул на дверь.
— Но ведь все, что он написал, — ложь, все до последнего слова, — продолжал Мартин, обращаясь исключительно к Бриссендену.
— Это было только описание в общих чертах, вы понимаете, — отважился вставить молодой человек, — и кроме того, это хорошая реклама, — вот что имеет значение. Мы вам оказали услугу.
— Хорошая реклама, Мартин, дружище, — мрачно повторил Бриссенден.
— И мне этим оказали услугу. Подумайте только, — прибавил Мартин.
— Приступим к делу. Где вы родились, мистер Иден? — спросил репортеришка, приготовившись внимательно слушать.
— Он не записывает, — заметил Бриссенден, — он и так все помнит.
— Я считаю это лишним. — Юный репортер старался скрыть свое беспокойство. — Ни один приличный репортер не нуждается в записывании.
— Лишним? Для вчерашнего собрания? — Но Бриссенден отнюдь не был поклонником всепрощения; он вдруг резко изменил тон: — Мартин, если вы не поколотите его, то я сделаю это сам, даже если тут же упаду мертвым.
— А что, правда, не отшлепать ли его? — спросил Мартин.
Не прошло и мгновения, как Мартин уже сидел на краю кровати и на коленях у него лицом вниз лежал молоденький репортер.
— Только, чур, не кусаться, — предостерег Мартин, — иначе мне придется хватить вас кулаком по лицу. А жаль, личико-то у вас уж очень хорошенькое!
Его поднятая рука опустилась, потом поднялась и снова опустилась в быстром уверенном ритме. Репортер сопротивлялся, и ругался, и извивался, но кусаться не пытался. Бриссенден с серьезным видом наблюдал за этой сценой; только раз он заволновался, схватил бутылку из-под виски и стал умолять:
— Позвольте мне ударить его разочек, только один разочек!
— Жаль, рука устала, — сказал наконец Мартин, перестав колотить репортера. — Совсем онемела. — Он поднял мальчишку и посадил его на кровать.
— Вы будете арестованы за это, — огрызнулся тот, и ребяческие слезы негодования потекли по его раскрасневшимся щекам. — Вы поплатитесь за это, вот увидите!
— Как бы не так! — заметил Мартин. — Ах, он не отдает себе отчета в том, что катится по наклонной плоскости. Так клеветать на ближнего бесчестно, неблагородно, недостойно, но он этого не знает.
— Он и пришел сюда к вам, чтобы вы ему это разъяснили, — заметил Бриссенден после непродолжительной паузы.
— Да, он пришел ко мне, ко мне, которого он оскорбил и оклеветал. Мой поставщик-лавочник, несомненно, теперь откажет мне в кредите. Хуже всего то, что бедный мальчик так и пойдет по этому пути, пока, наконец, не сделается первоклассным репортером и первоклассным негодяем и мерзавцем.
— Но время еще не упущено, — заметил Бриссенден. — Кто знает, может быть, вам суждено было оказаться скромным орудием его спасения? Почему вы не позволили мне хватить его разочек? Ведь мне тоже хотелось бы участвовать в этом.
— Я добьюсь того, что вас арестуют, вас обоих, скоты вы этакие! — рыдала заблудшая душа.
— Нет, у него рот слишком красив — это признак слабохарактерности. — Мартин мрачно покачал головой. — Я боюсь, что зря утомил руку. Этот молодой человек измениться не может. Он сделается очень известным репортером и будет иметь большой успех. У него нет совести. Одно это сделает его великим.
После этих слов репортеришка выскочил из комнаты; он до последней минуты трепетал от страха, что Бриссенден запустит ему в спину бутылкой, которую все время держал в руке.