Вы говорите о сходстве даже самого чуждого, о соприкосновении одиноких. Да, в конце концов так и будет. Только не стоит заранее обольщаться уверенностью. Из-за спокойствия в целом можно упустить возможное в конкретном человеческих отношений. Совсем иначе говорит Лютер, этот ужасный люцифериче-ский немецкий рок: "Мы можем друг с другом молиться, но не говорить друг с другом1*466. Нам должно бы назвать вещи своими именами, а не ходить вокруг да около. Серьезности того, чего в мышлении можно только коснуться, мы достигаем лишь на пути совершенно конкретного, современного, ощутимого в нашем бытии с другими людьми.
Ваше письмо сохраняет вживе задачу, которую я сейчас осуществить не могу, а возможно, не сумею осуществить никогда. Сейчас мои мысли целиком заняты книгой467, которую мне хотелось бы завершить. До этого еще далеко, несомненно, потребуется еще года два.
Из давних воспоминаний о Вас, незабываемом, с добрыми пожеланиями,
Ваш
Карл Ясперс
У меня недостает сил ответить так, как я бы хотел. Всех своих
друзей я вынужден просить о снисхождении. Извините, что и Вам я на сей раз посылаю лишь этот текст, записанный под диктовку.
1959 — 1964
[152]
Карл Ясперс — Мартыну Хайдеггеру шныне: Канн469 22 сентября 1959 г.
Дорогой Хайдегтер!!
К Вашему семидесятилетию470 шлю мой привет и поздравления. То и другое — от всего сердца, ибо в этот миг память о далеком щедром прошлом заставляет мои личные к Вам чувства, которым давно уже приходится молчать, возвысить голос.
С 1933 года между нами пролегла пустыня, и все произошедшее и сказанное с тех пор, казалось, делало ее лишь непреодолимее. После того, что стало достоянием гласности, личная встреча без предшествующей публичной ясности, как мне представляется, поможет мало. Говорить должна сама философия. Мы стареем, а я порядком старше Вас. Может статься, нужное останется не высказано.
Вот так я и стою перед Вами с пустыми руками и могу сегодня только пожелать, чтобы на склоне лет Вы жили полной, располагающей к размышлениям и продуктивной жизнью.
Окружающий Вас мир стоит у меня перед глазами. Восемнадцатилетним студентом я в 1901 году провел зимой неделю на Фельдберге. Людей там было мало, вечерами они теснились в небольшой старой гостинице, до которой можно было добрать-
ся за час-другой на санях. На лыжах я, в отличие от Вас, стоял весьма неуверенно, а потому кое-как катался только вблизи гостиницы, меня завораживал снег на закате, когда весь мир — лишь свет и цвет, лишь бесконечные, переменчивые их оттенки. Однако над туманом я разглядел далекие сверкающие Альпы.
Ваш Карл Ясперс471
[153]
Мартин Хайдеггер — Карлу ЯсперсуКарлу Ясперсу к его восьмидесятилетию472
Тому, что Вам удалось добраться туда и быть там, где Ваша мысль основала приют для раздумий, предназначена сегодня Ваша разумная благодарность.
Оно живет тишиною и для тишины. И хранит неразрушимое.
И ежечасно строит далекую близость к изначальному. И знает мышление как тщетную стойкость в однажды назначенной участи. Пусть благодарность в мысли порадует Вас в этот день.
Из воспоминаний двадцатых годов этого стремительного века,
Мартин Хайдеггер
[154]
Карл Ясперс — Мартину ХайдеггеруБазель, 25 марта 1963 г.
Дорогой Хайдеггер!
После гриппа, продолжавшегося не одну неделю, сегодня я могу наконец поблагодарить Вас за то, что Вы вспомнили о моем восьмидесятилетии.
Я, правда, почувствовал легкую неловкость. Ибо, на мой вкус, послание было чересчур торжественным. Но куда больше была радость, ведь я почувствовал, что мы могли бы встретиться для разумной борьбы в "краю", где расположены те "места", о которых Вы пишете. Это вряд ли произойдет. Но если бы произошло, то именно оттуда пролился бы свет на наши труды и личную реальность, благодаря которой мы есть.
Шлю Вам привет и добрые пожелания,
Карл Ясперс
[155]
Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру473Базель, 26марта 1963 г.414
Дорогой Хайдеггер!
После двух недель гриппа, от которого я мало-помалу выздоравливаю, хотя температура еще осталась, я наконец могу Вам написать.
Такая радость — получить от Вас поздравление к моему восьмидесятилетию. Благодарю Вас. Между нами еще что-то есть — как воспоминание и стремление. Я был растроган, читая Ваши слова "Из воспоминаний двадцатых годов этого стремительного века".
В моем возрасте я, наверно, еще больше прежнего стремлюсь к открытости. Я не хочу молчать, не хочу замалчивать ничего, что можно сказать. Читая Ваше послание к моему юбилею, я ощущал неловкость. Оно было для меня слишком торжественным. Неловкость отчасти развеялась, когда я подумал, что все же смогу встретиться с Вами в том "краю", где расположены "места", о которых Вы пишете. Вот это и отличает нас от наших коллег, профессоров философии, к числу которых мы оба все-таки принадлежим.