Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Разумеется, запечатывая и отправляя это письмо, Лютер не представлял – как не представлял и его адресат, – что коснулся сейчас вопроса огромного и страшного, покачнул ладонью отросток гигантской системы, уходящей корнями в самые мрачные глубины ада. Такую опухоль невозможно было вырезать, так сказать, под местной анестезией. В конечном счете Лютеру и его последователям пришлось перевернуть вверх дном всю структуру европейской реальности, на которой эта система паразитировала и процветала много столетий. Но кто мог знать об этом сейчас, в самом начале пути?

Итак, образ Лютера, смело прибивающего свою истину к дверям, чтобы весь мир и сам дьявол могли ее прочесть – выдумка. За этим образом стоит мысль, что наш герой заранее предполагал, что его действия приведут к отлучению от Церкви и, возможно, к ужасной смерти на костре, что удар его молотка станет первым выстрелом в войне с дьявольской системой, глубоко пустившей свои корни и возвышающейся над Европой, словно горный хребет. Но это очень далеко от истины. Когда Лютер писал и публиковал свои тезисы, когда написал и отправил письмо Альбрехту Майнцскому, ничего подобного у него на уме и близко не было. Благородный образ Лютера, провозглашающего свою бунтарскую истину и тем открывающего новую страницу в мировой истории, возник лишь задним числом. В отрыве от будущего – следующих лет, десятилетий, веков – он не имеет смысла. В сущности, какой-то смысл начал появляться у него лишь несколько десятков лет спустя, когда об этом рассказал Меланхтон – хотя, как мы уже упоминали, Меланхтона в то время не было в Виттенберге, и ориентировался он лишь на воспоминания людей, которые там были. Эти воспоминания он сочетал и излагал так же, как делают многие из нас, когда хотят рассказать о каких-то важных событиях: не лгал – но стремился создать яркую картину, пусть не вполне точную, не буквально соответствующую тому, что произошло на самом деле, но исполненную глубокого смысла и передающую какую-то важную истину.

Разумеется, своими действиями Лютер хотел вызвать перемены – но надеялся, что церковные власти будут ему за это благодарны. А в первую очередь хотел он получить признание от Бога, делая то, что должен делать любой добросовестный учитель истины Божьей. В последующие годы Лютер много раз говорил: он ведь «доктор», он «присягнул» учить истине и только истине – так что иного пути для него попросту не было. Он чувствовал, что делает нечто доброе – и уверен был, что папа и другие расценят его старания так же. Они пока что не были ему противниками, а он – он был всего лишь смиренным монахом в единственной Церкви западного христианского мира. Представить себе, какую лавину вызовет он, сбросив вниз этот камень, Лютер не мог. И, отправив письмо и опубликовав тезисы, он не знал и не ведал, какие темные силы пробудит от сна.

Прежде всего Лютер понятия не имел, насколько лично важен для Альбрехта Майнцского успех торговой кампании Тетцеля. Как оказалось, у архиепископа был в этом деле свой корыстный интерес, хотя, кроме самого архиепископа и папы, почти никто об этом не знал. Но именно эта неприглядная деталь как нельзя лучше дополняет картину и показывает, как далеко зашла папская власть по пути бессовестной наживы. Поистине поразительная подробность, о которой Лютер не ведал, состояла в том, что архиепископ Альбрехт не просто надзирал за продажей индульгенций в Германии с целью финансировать строительство собора Святого Петра в Риме. Была у него и тайная, очень личная причина всей душой поддерживать торговлю индульгенциями на своей территории.

История эта началась в 1513 году, когда Альбрехт в возрасте двадцати трех лет стал архиепископом Магдебургским. Всего год спустя он сделался курфюрстом Майнцским – важная политическая должность. Этими приобретениями территориальные и церковные амбиции Альбрехта не насытились. Но увы, как раз когда он распробовал вкус власти и захотел большего, Ватикан издал указ, согласно которому соединение нескольких архиепископств в одних руках однозначно и строго запрещалось. Много лет эта практика вела к тяжелым злоупотреблениям, кому-то из ватиканских чиновников это надоело – и на пути у Альбрехта и его честолюбивых планов стеной встал новый запрет. Отменить его было невозможно: да и чего стоил бы запрет или правило, которые легко отменить? Нет, правила есть правила, с ними приходится считаться… если, конечно, ты не готов заплатить, и заплатить действительно большие деньги. В деньгах Ватикан нуждался остро и постоянно: ведь папа Лев X отличался таким расточительством, что все предыдущие папы в сравнении с ним выглядели жалкими скрягами. Так что, если бы кто-то явился к Матери-Церкви с богатым даром – впечатляющей суммой в звонкой монете для ватиканской сокровищницы, – ему простилось бы множество грехов.