А молодой Альбрехт так страстно желал майнцского архиепископства, что готов был заплатить сколько угодно и взять деньги откуда угодно, если потребуется. Наконец, хоть и с сильными сомнениями и опасениями, папа предложил ему выложить огромную сумму – двадцать три тысячи дукатов; тогда, сказал он, на нарушение неудобного правила можно будет посмотреть сквозь пальцы. Цифра немыслимая; откровенно говоря, таких денег у Альбрехта и близко не было. Но что ему оставалось? Лишь одно: занять их у Якоба Фуггера из знаменитого семейства Фуггеров, сказочно богатых немецких банкиров. Но как Альбрехту выплатить такой долг? Было бы желание, а способ найдется: и папа Лев X, оказавшись тут как тут, предложил ему изобретательное решение. Что, если Альбрехт организует у себя в Германии кампанию по продаже индульгенций, официально – ради постройки собора Святого Петра? И что, если папа официально разрешит ему оставить половину вырученной прибыли себе? Из этой прибыли Альбрехт сможет расплатиться с жадными Фуггерами! Подробностей этой сделки никому знать не надо; все будет шито-крыто. Так они и сделали.
Более грязный секрет, связанный с торговлей индульгенциями, трудно себе и представить. Неудивительно, что именно он стал последним перышком, сломавшим спину средневекового христианского мира. То, что смиренные верующие бросали в денежный ящик пожертвования на строительство собора, веруя, что за это им простятся грехи – уже очень и очень дурно. Но то, что половина этих денег на самом деле шла на покрытие огромного долга, сделанного архиепископом ради того, чтобы подкупить папу и нарушить церковные правила… да, это была уже не «вишенка на торте». Это был огромный зловонный торт из дерьма, брошенный всем честным верующим прямо в лицо.
Лютер обо всех этих подробностях не знал и не ведал. Однако знал достаточно, чтобы изложить свои тревоги архиепископу и провести на эту тему академические дебаты с виттенбергскими церковными богословами. Только для этого и разместил он на церковных дверях свои тезисы. Наше представление об их значимости искажено, поскольку сформировалось задним числом. Лютер всего лишь предлагал диспут своим собратьям-ученым. Вслед за публикацией тезисов назначен был день и час диспута – однако не пришло на него ни единой живой души. Почему не появились студенты, мы не знаем. Почему не пришли простые граждане Виттенберга, более понятно: тезисы были написаны по-латыни, а простые люди тех времен обычно латыни не знали, так что они оказались в невыгодном положении. И, если бы не ответные действия архиепископа Альбрехта и Тетцеля – вполне возможно, вся история не имела бы продолжения и благородный порыв Лютера угас бы, как гаснет случайная искра, упав на влажную землю.
Через несколько недель – в то время он уже торговал небесными сокровищами в окрестностях Берлина – Тетцель прочел тезисы Лютера и был, говорят, так разъярен, что вскричал: «И трех недель не пройдет, как я отправлю этого еретика на костер!» По обычаю, на еретика, всходящего на костер, напяливали нечто вроде высокого колпака – так что Тетцель добавил: «И пусть себе отправляется на небеса в колпаке!»[95]
Так или иначе, первым шагом к Революции Революций стали «Девяносто пять тезисов» Лютера. Приведем их полностью, вместе с кратким вступлением[96]
: