Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Я теперь жалею, что с презрением отзывался о Тетцеле. Хоть он и достоин смеха, а все же будет поумнее тебя. Ты не цитируешь Писание. Не приводишь доводов разума. Искажаешь Писание, словно хитрый бес. Говоришь, по сути, что вся Церковь состоит из одного папы. И что же тогда, по-твоему, считать деяниями Церкви? Взгляни на страшное кровопролитие, устроенное Юлием II. Взгляни на возмутительную тиранию Бонифация VIII, который, по пословице, «захватил престол как волк, правил как лев, а умер как собака»… Ты называешь меня прокаженным, ибо я смешиваю истину с заблуждениями. Что ж, хотя бы признаешь, что истина в моих словах есть. Папу ты превращаешь в императора, правящего силой и насилием. Император Максимилиан и немецкий народ такого не потерпят[132].

Последняя фраза здесь отнюдь не случайна; это острый выпад в сторону Рима, указывающий на щекотливые национальные чувства немцев, которые Рим может неосторожно задеть.

Сочинение Приериаса Лютер получил, по-видимому, 17 августа, вместе с официальным предписанием прибыть в Рим в течение шестидесяти дней. Лютер прекрасно понимал, что доминиканцы с Приериасом во главе объявили ему войну, и в Риме – который он уже назвал «Лернейским[133]

болотом, полным гидр и прочих чудищ» – справедливого суда ему не видать; так что немедленно написал Спалатину, надеясь, что тот убедить Фридриха добиться, чтобы суд провели в Германии[134]. Лютер понимал, что дело принимает серьезный оборот: если решение будет принято не в его пользу, его запросто могут осудить как еретика и сжечь на костре.

В письме к Спалатину он писал, что уже отвечает на труд Приериаса (видимо, полученный им накануне), который, по его оценке, «в точности напоминает дикую непролазную чащобу»[135].

От обещания пока не публиковать «Резолюции», содержащие в себе более подробное объяснение тезисов, епископ освободил Лютера еще в апреле; однако после того, как Лютер вернулся из Гейдельберга, ему потребовалось время, чтобы отредактировать этот труд, так что «Резолюции» вышли из печати только ближе к концу августа. Отправляя рукопись епископу, Лютер с подчеркнутым и, видимо, вполне искренним смирением писал: на свое усмотрение епископ может вычеркнуть из книги все, что посчитает неподобающим, или даже вовсе ее уничтожить. Лютер по-прежнему считал себя смиренным монахом, всего лишь стремящимся послужить Богу и помочь Матери-Церкви – и был уверен, что и Церковь не может этого не видеть. Он писал даже: если что-либо написано мною не в духе Христовом, – разумеется, это не должно видеть свет.

Еще один экземпляр «Резолюций» Лютер отправил Штаупицу вместе с длинным письмом, в котором просил его, как главу ордена августинцев, переслать этот документ папе в Рим. Собственно говоря, свою новую книгу Лютер предназначал прежде всего папе, надеясь обратиться к нему через голову своих корыстных, узко мыслящих оппонентов, объяснить свою позицию и доказать свою правоту. Он ясно давал понять: ни в коем случае не намерен он подрывать авторитет папы и Церкви. Напротив, именно из страха перед тем, что их авторитет подорвут злоупотребления, допускаемые продавцами индульгенций, и делает он то, что делает. Сделал Лютер и еще один шаг в эту сторону: посвятил свою книгу самому папе Льву X. В посвящении Лютер писал: он знает, что имя его в глазах папы очернено и запачкано, – однако верит, что Христос просветит и направит папу, поможет ему понять, насколько важен вопрос, о котором идет речь. Далее он объяснял: он никогда не стремился к широкому распространению «Девяноста пяти тезисов» – но, раз уж это произошло и повлекло за собой бурную полемику, он чувствует для себя необходимость высказаться, пусть и «как гусь среди лебедей», чтобы прояснить свою позицию.