Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Здесь в нашей истории появляется новый персонаж: богослов по имени Иоганн Эк, которого вплоть до злосчастных событий начала 1518 года Лютер считал другом. Познакомил их известный гуманист Кристофер Шерль в то время, когда был ректором Виттенбергского университета; однако в январе 1518 года, прочтя тезисы Лютера, Эк немедля дал знать, что очень хочет с ним подискутировать. Ради этого, говорил он, я готов и десять миль пешком пройти. Затем Эк написал и издал опровержение тезисов Лютера, озаглавленное «Обелиски». Слово «обелиск» первоначально означало прямоугольные каменные монументы, восходящие ко временам Древнего Египта, но в типографском деле скоро начало обозначать крошечные кинжалы, изображаемые на полях рукописи в знак того, что этот текст сомнителен. Так что заглавие книги Эка, вполне возможно, показалось Лютеру именно типографским «обелиском» – кинжалом в спину от старого друга. Эка Лютер считал человеком разумным и образованным; однако тот не просто вступил с ним в спор, а быстро перешел к личным нападкам и оскорблениям. В своих гневных инвективах Эк не знал удержу. Он метал в Лютера булыжник за булыжником, именуя его простецом, бесстыжим, «богемцем» (то есть последователем Яна Гуса – а значит, еретиком, заслуживающим смерти), а также ненавистником папы. Это предательство стало для Лютера тяжелым ударом.

Трудно сказать, что именно возбудило в Эке такое негодование; но, очевидно, отчасти оно было связано с тем, что Лютер обвинял продавцов индульгенций в алчности, подрывающей авторитет Церкви. Такое обращение за поддержкой к широко распространенному в те времена антиклерикализму Эк воспринял как величайшее оскорбление – невзирая на то, была ли в доводах Лютера какая-то правда.

Во всяком случае, Лютер был глубоко задет и даже не хотел отвечать, однако друзья уговорили его ответить. Тогда он написал «Астериски». Туше! Слово «астериск» по-гречески означает «звездочка»; а звездочками на полях рукописей отмечались особенно важные или ценные места в тексте – полная противоположность уничижительному значению кинжалов[124]

. Итак, всего через шестьдесят лет после изобретения подвижного шрифта Лютер и Эк уже сражались друг с другом, используя метафоры из мира книгопечатания – очевидно, и им самим, и всем читателям вполне привычные.

С выходом в свет «Обелисков» и «Астерисков» развернулась полноценная и публичная богословская война – прежде всего за власть и авторитет. С одной стороны, проповедовалась мысль, что схоластиков, Аристотеля и в первую очередь Церковь, принявшую и продвигающую их идеи, невозможно подвергать сомнению, что они обладают высшим и окончательным авторитетом. С другой стороны – мысль, что все необходимо поверять Писанием. С одной стороны возвышался неограниченный и не подвергаемый сомнению авторитет папы, с другой – авторитет Писания. Лютер как нельзя яснее давал понять: уважение его к Церкви и к папе глубоко и искренно, однако евангельская истина дороже. Распространенную идею, что Церковь обладает властью черпать из «сокровищницы заслуг» и раздавать заслуги по своему усмотрению, Лютер, не обинуясь, именовал «пьяным бредом, уместным разве только на маскараде»[125]

.

В июне Шерль предпринял еще одну попытку помирить Лютера с Эком. Однако тем временем ревностный сподвижник Лютера Карлштадт – этот человек в будущем окажет Лютеру еще множество медвежьих услуг – написал собственный ответ Эку, причем Лютеру об этом не сообщил. На ответ Карлштадта последовала новая реплика от Эка, еще более накалившая страсти. Лютер надеялся, что в ответе ему Эк сбавит тон и дальше можно будет продолжать спокойную, уважительную дискуссию; на это же надеялся и Шерль. «Быть может, – писал Лютер, – обе стороны сожалеют об этом споре, начатом самим дьяволом»[126]. По одним этим словам можно судить, как глубоко огорчал Лютера разгорающийся скандал, как надеялся он еще избежать разрыва, сгладить все острые углы и прийти к примирению. Но было уже поздно.

Гейдельбергская диспутация. Aetatis 34