Читаем Маски Духа полностью

Впрочем, подняв голову, я сообразил, что Резо все это говорит не столько мне, сколько моей спутнице Юльке. И не просто говорит, а в чем-то ее убеждает, чтобы, не дай бог, она его со Сталиным не перепутала. И гримасы какие-то строит, как только я отвернусь. А резачок-то в его руках так и мелькает, так и мелькает. И тут я с ужасом вдруг обнаружил, что из-под его ножа вырисовывается не какая-то там кукла, а задумчивая грузинская физиономия Резо Габриадзе в ненатуральную величину.


* * *


А ангел был именно в натуральную величину. Да еще и с крестом. На что Дмитриев мне и указал. Прослышав, на какую тему я пишу, он решил внести ясность. И мне вдруг стало понятно, что за фасадом бесшабашного поэта-групповода в нем прячется серьезный практикующий мыслитель, способный не только создавать глубокие человековедческие теории, но и внедрять их, так сказать, в жизнь.


“Понимаешь, дорогой, — написал Виталик, — все, что ты обо мне придумал, — форменная ерунда, потому что я ничего такого не говорил, а если и говорил, то не помню. Вся эта путаница происходит потому, что человечеством важность работы экскурсовода, или, как еще говорят, групповода, пока не до конца осознана. Экскурсоводы, если хочешь знать, это базовая ячейка по формированию коллективного бессознательного. Делают они это, как правило, через посредство архитектуры. Но не только. Вот, например, излагая туристам историю Зимнего дворца и архитектурного ансамбля Дворцовой площади, я обязательно останавливался у Александрийского столпа, чтобы сообщить дату его возведения, фамилию архитектора, рост, вес, а также поклясться в том, что стоит он безо всякого фундамента — исключительно благодаря собственной тяжести. Конечно, среди экскурсантов попадались строители, инженеры и даже прорабы, которые рады были вступить в спор на любимую тему. Но я не спорил. Я давал всем высказаться. Уже тогда, при тоталитаризме, я исследовал возможности манипулирования народом в условиях демократии. Поэтому возможность высказаться я давал каждому. Я даже делал вид, что побежден их доводами. Но зато когда я как бы мимоходом добавлял, что колонну венчает фигура ангела с крестом, выполненная в натуральную величину, никто уже не спорил. Они это запоминали навсегда и передавали детям. Как и то, что внутри колонны спрятан некий механизм, с помощью которого фигура ангела медленно поворачивается вокруг своей оси на 375,5 градуса в час. Вместе с крестом. Ты скажешь: этого не может быть! И будешь прав. Но через несколько секунд кто-нибудь из недавних скептиков обязательно произносил: "И все-таки она вертится. Чуть-чуть уже сместилась". Конечно, с моей стороны было бы нескромно сравнивать свои легкие жизненные неудобства со страданиями тех, кто шел на костер. Но, дорогой Ефим, положа руку на сердце, не по этой ли схеме людям внушили, что вертится земля? Теперь они об этой проблеме даже не задумываются, они уже, можно сказать, рождаются с этим далеко, прямо скажем, не бесспорным убеждением. Как и с тем, например, что Вселенная бесконечна. Ну кто, скажи на милость, эту бесконечность видел? И таких примеров можно привести множество. Моя же задача более конкретна — создание иллюзий для удлинения человеческой жизни. Ты ведь сам говорил за столом (помнишь ту квартирку рядом с Невским, где ты еще пил водку сразу из двух рюмок?), что жизнь — это избавление от иллюзий. Следовательно, чем больше иллюзий, тем длиннее жизнь. Я эту формулу углубил, опытным путем убедившись, что жизнь наша — не просто иллюзии, а иллюзии, в которые мы свято верим. Фактор веры никак нельзя исключать. Поэтому, повторяю, я и вижу свою великую задачу в том, чтобы посредством увеличения иллюзий удлинять человеческую жизнь.


Люди просто рождены для того, чтобы им что-то внушали. Поэтому им и внушают. И когда мне говорят, что попадаются отдельные экземпляры, не поддающиеся внушению, я этому не верю. Бывали, конечно, среди туристов дотошные диссиденты, которые изначально ставили под сомнение компетентность групповода. Спросит, например, такой с ехидной насмешкой: "А не скажете ли, уважаемый, как фамилия архитектора, построившего это здание? А то я что-то запамятовал". И ждет, собака, моего провала. Но у меня на такие случаи всегда был ответ: "Этот бывший доходный дом построен по проекту известного русского архитектора Андрея Штакеншнейдера". И все, никаких вопросов. Умных нет, а дуракам какая разница, кто его построил? Штакеншнейдер так Штакеншнейдер. Народу-то что?


Перейти на страницу:

Все книги серии Имена (Деком)

Пристрастные рассказы
Пристрастные рассказы

Эта книга осуществила мечту Лили Брик об издании воспоминаний, которые она писала долгие годы, мало надеясь на публикацию.Прошло более тридцати лет с тех пор, как ушла из жизни та, о которой великий поэт писал — «кроме любви твоей, мне нету солнца», а имя Лили Брик по-прежнему привлекает к себе внимание. Публикаций, посвященных ей, немало. Но издательство ДЕКОМ было первым, выпустившим в 2005 году книгу самой Лили Юрьевны. В нее вошли воспоминания, дневники и письма Л. Ю. Б., а также не публиковавшиеся прежде рисунки и записки В. В. Маяковского из архивов Лили Брик и семьи Катанян. «Пристрастные рассказы» сразу вызвали большой интерес у читателей и критиков. Настоящее издание значительно отличается от предыдущего, в него включены новые главы и воспоминания, редакторские комментарии, а также новые иллюстрации.Предисловие и комментарии Якова Иосифовича Гройсмана. Составители — Я. И. Гройсман, И. Ю. Генс.

Лиля Юрьевна Брик

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза