Масоны

- Merci, madame! - произнес Углаков, расшаркавшись перед нею и пристукнувши при этом каблуками своих сапог, чем он, конечно, хотел дать комический оттенок своей благодарности; но тем не менее весьма заметно было, что похвала Сусанны Николаевны весьма приятна ему была.

- Говорят, хорошо очень идет "Аскольдова могила"{448}, и Бантышев в ней отлично поет? - спросила она затем.

- Превосходно, неподражаемо! - воскликнул Углаков. - Спел бы вам, но не решаюсь, - лучше вы его послушайте!

И затем разговор между собеседниками перешел исключительно на театр. Углаков очень живо начал описывать актеров, рассказывал про них разные анекдоты, и в этом случае больше всех выпало на долю Максиньки, который будто бы однажды горячо спорил с купцом о том, в каких отношениях, в пьесе "Горе от ума", находится Софья Павловна с Молчалиным: в близких или идеальных. Первое утверждал купец, по грубости своих понятий; но Максинька, как человек ума возвышенного, говорил, что между ними существует совершенно чистая и неземная любовь. Слышавши этот спор их, один тогдашний остряк заметил им: "Господа, если бы у Софьи Павловны с Молчалиным и было что-нибудь, то все-таки зачем же про девушку распускать такие слухи?!" "Благородно!" - воскликнул на это громовым голосом Максинька и ударил остряка одобрительно по плечу. Хоть подобный анекдот и был несколько скабрезен, но ужасно развеселил дам. Сусанна Николаевна вообразить себе без смеху не могла, что мог затеяться такой спор, и вообще весь этот разговор о театре ей показался чрезвычайно занимательным и новым. Несмотря на свою духовность и строгую мораль, Марфина вовсе не была сухим и черствым существом. Чуткая ко всему жизненному, она никак не могла ограничиться в своих пожеланиях одной лишь сферой масонства. Между тем пробило восемь часов. Сусанне Николаевне пора было ехать домой.

- Нельзя ли тебе меня проводить? - сказала она сестре. - Наши лошади еще не пришли из деревни, а на извозчике я боюсь ехать.

- Конечно, проводим, - отвечала Муза Николаевна и велела было заложить в возок лошадей; но лакей, пошедший исполнять это приказание, возвратясь невдолге, объявил, что кучер, не спавший всю прошедшую ночь, напился и лежит без чувств.

- Как же я доберусь теперь до дому? - произнесла Сусанна Николаевна.

- Очень просто, я велю тебе взять хорошего извозчика и пошлю с тобою человека проводить тебя, - отвечала Муза Николаевна.

- Но зачем это, для чего? - проговорил каким-то трепетным голосом Углаков, слышавший совещание сестер. - У меня моя лошадь здесь со мною... Позвольте мне довезти вас до вашего дома... Надеюсь, что в этом ничего не будет неприличного?

- Ей-богу, я не знаю, как это по московским обычаям принято? - спросила сестру, видимо, недоумевавшая Сусанна Николаевна.

- По-моему, вовсе ничего нет тут неприличного... Меня из концертов часто молодые люди довозят, если Аркадий едет куда-нибудь не домой.

- В таком случае поедемте, довезите меня! - обратилась Сусанна Николаевна к Углакову, который, придя в неописанный восторг, выскочил в одном сюртуке на мороз, чтобы велеть кучеру своему подавать лошадь.

- Какой смешной Углаков! - проговорила Сусанна Николаевна, оставшись вдвоем с сестрою.

- Да, но в то же время он предобрый и премилый! - определила та.

- Это сейчас видно, что добрый, - согласилась и Сусанна Николаевна.

Углаков возвратился и объявил, что лошадь у крыльца. Сусанна Николаевна принялась облекаться в свою модную шляпку, в свои дорогие боа и салоп.

- А я тебя и не спросила еще, - сказала Муза Николаевна, укутывая сестру в передней, - получила ли ты письмо от мамаши из деревни?

- Нам Сверстовы писали, что maman чувствует себя хорошо, совершенно покойна, и что отец Василий ей иногда читает из жития святых, - Прологи, знаешь, эти...

Но Муза Николаевна совершенно не знала, что такое Прологи.

Сестры, наконец, распрощались, и когда Сусанна Николаевна уселась с Углаковым в сани, то пристоявшийся на морозе рысак полетел стремглав. Сусанна Николаевна, очень любившая быструю езду, испытывала живое удовольствие, и выражение ее красивого лица, обрамленного пушистым боа, было веселое и спокойное; но только вдруг ее собеседник почти прошептал:

- Сусанна Николаевна, зачем вы вышли замуж за такого старика?

Такой вопрос совершенно поразил Сусанну Николаевну.

- За какого же старика? - нашлась она только спросить.

- Так неужели же ваш муж молод? - проговорил в воротник шубы Углаков.

- Для меня это все равно: молод он или не молод, но он любит меня.

- Еще бы ему не любить вас! - произнес опять в воротник своей шубы Углаков.

- Но и я его тоже люблю.

- Не верю.

- Как не верите! Разве вы знаете мои чувства?

- Не знаю, но не верю.

- Ну, так знайте же, я люблю, и люблю очень моего старого мужа!

- Тогда это или сумасшествие, или вы какая-то уж необыкновенная женщина!..

- Что ж тут необыкновенного, - я не понимаю! - возразила Сусанна Николаевна.

- Да как же?.. Люди обыкновенно любят друг друга, когда у них есть что-нибудь общее; но, я думаю, ничего не может быть общего между стареньким грибком и сильфидой.

- Общее в мыслях, во взглядах.