Масоны

- Значит, и вы, как Егор Егорыч, верите в масонство? - воскликнул Углаков.

Все эти расспросы его Сусанну Николаевну очень удивили.

- Неужели, Углаков, вы не понимаете, что ваши слова чрезвычайно нескромны, и что я на них не могу отвечать?

- Виноват, если я тут в чем проговорился; но, как хотите, это вот я понимаю, что отец мой в двадцать лет еще сделался масоном, мать моя тоже масонка; они поженились друг с другом и с тех пор, как кукушки какие, кукуют одну и ту же масонскую песню; но чтобы вы... Нет, я вам не верю.

- Для меня это решительно все равно, - произнесла, уже усмехнувшись, Сусанна Николаевна, - но я вас прошу об одном: никогда больше со мной не говорить об этом.

- Я не буду, когда вы не приказываете, - проговорил покорным голосом Углаков и, видимо, надувшись несколько на Марфину, во всю остальную дорогу ни слова больше не проговорил с нею и даже, когда она перед своим подъездом сказала ему: "merci", он ей ответил насмешливым голосом:

- Не стоит благодарности, madame.

- Но куда же вы теперь едете? - спросила его Сусанна Николаевна.

- Еду из светлого рая в многогрешный театр, - отвечал тем же тоном Углаков и уехал.

Сусанна Николаевна, улыбаясь, вошла в свою квартиру и прямо направилась к Егору Егорычу, которого она застала за книгой и в шерстяном колпаке, и при этом - скрывать нечего - он ужасно показался Сусанне Николаевне похожим на старенький, сморщенный грибок.

Не остановившись, разумеется, ни на секунду на этой мысли, она сказала ему:

- Ты знаешь, кто меня довез сюда?

Егор Егорыч вопросительно взмахнул на нее глазами.

- Молодой Углаков, сын твоего приятеля.

- А! Что ж ты не привела его ко мне?.. Я его давно не видал... Так ли он остер, как был в детстве?..

- И теперь остер, но главное - ужасно наивен: что на душе, то и на языке.

- Это качество хорошее! - заметил Егор Егорыч.

- Конечно, дурной человек не будет откровенен, - заметила Сусанна Николаевна и пошла к себе в комнату пораспустить корсет, парадное бархатное платье заменить домашним, и пока она все это совершала, в ее воображении рисовался, как живой, шустренький Углаков с своими проницательными и насмешливыми глазками, так что Сусанне Николаевне сделалось досадно на себя. Возвратясь к мужу и стараясь думать о чем-нибудь другом, она спросила Егора Егорыча, знает ли он, что в их губернии, как и во многих, начинается голод?

- Знаю, я еще осенью распорядился заготовить для крестьян хлеба, с тем, чтобы потом выдавать его им бесплатно, - пробормотал тот.

- Ах, как ты хорошо это сделал! - похвалила его с чувством Сусанна Николаевна.

- Что ж тут особенно хорошего? Это долг мой, обязанность моя! возразил Егор Егорыч.

III