Мастерство Некрасова

то есть дал одному стиху такую же смысловую нагрузку, какая вначале лежала на трех.

В той же поэме — в черновом варианте «Последыша» — «непокладистый мужик» Агап Петров обращался к своим односельчанам с такими упреками:

Царь сжалился над глупыми,Так сами вы охотоюВалиться в ноги, кланятьсяНадумали шуту!(XII, 315-316)

Это четверостишие показалось Некрасову «зерном в шелухе», и он стал применять к нему свое обычное «веянье». «Шелухою» являлись в его глазах главным образом последние строки, где добровольное возвращение крестьян в кабалу было осуждено недостаточно сильно. Ведь эти крестьяне не только «валились в ноги» и «кланялись» барину, они (с точки зрения Агапа) снова стали крепостными рабами.

Отсюда второй вариант тех же укоризненных строк:

Царь сжалился над глупыми,Так сами снова лезетеБезумные в хомут!(XII, 316)

«Лезете в хомут» — очень точная формула, метко определившая поведение крестьян. Но и в этом втором варианте по-прежнему осталась «шелуха»: слово «безумные» в третьей строке оказалось явно излишним, так как в первой строке те же самые люди уже были названы «глупыми». Впрочем, и этот эпитет подлежал устранению, так как безрассудство людей, лезущих добровольно в хомут, было и без того очевидно. Слово «лезете» оказывалось столь же ненужным: в данной словесной конструкции оно угадывалось очень легко.

В результате всего этого долгого «веянья» получилось такое двустишие:

Ай, мужики! Царь сжалился,Так вы в хомут охотою...(III, 324—325)

Последняя строка предельно лаконична: в ней в одной все содержание трех строк первоначального текста.

Отметим кстати, что формула «царь сжалился» сохранилась во всех вариантах, так как Некрасову нужно было показать, что даже крестьяне, ненавидевшие помещичий гнет, идеализировали самодержавную власть.

В той же поэме (в «Прологе») сперва был такой вариант:

Лежит под теми соснамиЗаветная коробочка,Закопана в земле.(III, 469)

Слова «лежит» и «в земле» были излишними: если «закопана», значит «в земле»; если «в земле», значит «лежит».

Поэтому в окончательном тексте:

Под этими под соснами

Закопана коробочка.(III, 162)

В «Сельской ярмонке» у пьяного крестьянина сломалась в телеге ось, и воз с товаром опрокинулся. Починяя телегу, крестьянин

Топор сломал! Как вкопанойНад топором стоит,Про утварь деревянную,Разбросанную по грязи,Про ложечки, про чашечки,Про ковшички забыл, —Над топором раздумался.(III, 475)

От всего этого семистишия в окончательном тексте осталось:

Топор сломал! РаздумалсяМужик над топором...

(III, 182)

Бывало и так, что какой-нибудь текст уложится у Некрасова, скажем, в четыре строки, но поэт полагает, что для данной мысли или для данного образа вполне достаточно и трех стихов, — и начинается длительное, постепенное сжимание текста. Приведем один пример из очень многих. Когда в поэме «Кому на Руси жить хорошо» атлет-каменотес обозвал свой тяжкий молот «счастием», странники сказали ему:

Ну веско! — спорить нечего.Да только с этим «счастием»Не будет ли на старостиНоситься тяжело?

Поэт поставил перед собою задачу сжать эту реплику до крайних пределов, и отсюда такие последовательные изменения текста:

Ну веско! Спорить нечего!Одно, дружок: не будет лиНоситься с ним на старостиНадсадно! Выпивай!Ну веско! Спорить нечего!Одно, дружок: не будет лиНоситься с этим счастиемПод старость тяжело?

И наконец:

Ну веско! А не будет лиНоситься с этим счастиемПод старость тяжело?..(III, 203)

Иногда ради художественной энергии целого Некрасову случалось жертвовать такими деталями, которые были сами по себе хороши. Таково, например, описание косьбы в черновом варианте «Последыша»:

...Да шум травы подрезанной,Чуть слышный мягкий шум...........У каждого косца,Как по команде, праваяНога вперед отставлена,Коса приподнята.(XII, 302)

Из окончательного текста эти вполне добротные стихи были изъяты — не потому ли, что они тормозили развитие намеченной автором темы?