Мастерство Некрасова

Администрация, публика, акционерная компания, аргумент, субъект, русофильствовать, элементы, процесс развития, диалектик, радикал, прогрессист, гарантия, субсидия — эти деловые слова, бывшие тогда принадлежностью главным образом газетно-журнальной прозы, Некрасов безбоязненно ввел в свои городские стихи. Но необходимо здесь же отметить, что стихотворение «Литература, с трескучими фразами...», начало которого мы сейчас привели, уже с пятой строки приобретает лирический, глубоко эмоциональный характер:

Дайте вздохнуть!.. —

и завершается такими стихами, стиль которых находится в явном «противоречии» со стилем вступительных строк:

Что же ты любишь, дитя маловерное,Где же твой идол стоит?..(II, 150)

Не было в России в то время другого поэта, который дерзнул бы соединить в одном лирическом стихотворении два столь несхожих стиля, но для Некрасова это было обычное дело — сплав двух или нескольких стилей.

«Прозаизмы» раздражали даже его горячих поклонников. Стихотворец П. Я., один из его эпигонов, всю жизнь подражавший ему, и тот не мог простить ему «прозаического» слова «положим» в поэме «Крестьянские дети»:

Положим, крестьянский ребенок свободноРастет, не учась ничему...(II, 113)

Он же выражал неудовольствие по поводу того обстоятельства, что «в замечательную по поэтическому, чисто народному колориту песню воеводы Мороза (в поэме «Мороз, Красный нос»)... замешиваются каким-то образом такие грубые стихи:

Без мелу всю выбелю рожу,А нос запылает огнем.[424]

Для читателей предыдущих эпох слова делились на плебеев и патрициев. Для слов была своя табель о рангах. И когда, например, в «Евгении Онегине» появились стихи «Зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», современный Пушкину критик из журнала «Атеней» писал: «В первый раз, я думаю, дровни в завидном соседстве с торжеством».[425]

«До Пушкина, — говорит академик В. В. Виноградов, — господствовало разделение русского литературного языка на три стилевых потока: высокий, посредственный, или средний, и простой. Во многих случаях одна и та же мысль могла быть по-разному выражена средствами каждого из этих трех стилей. Так, существовали сложные ряды смысловых соответствий между словами и фразеологическими оборотами разных стилей. Например: вотще, напрасно, попусту, зря; рубище, вретище, лохмотье, отрепье, обноски; одр, кровать, постель; стезя, дорога, тропа; злак, зелень, трава; рыбарь, рыбак, ловец, рыболов; кормило, руль; закрыть очи свои, скончаться, умереть, помереть и т. п.».[426]

В своих «городских» стихах — и главным образом именно там — Некрасов усилил стилистические тенденции Пушкина, направленные к смелому смешению всех стилей:

Какие слышатся аккордыВ постыдной оргии тогда!Какие выдвинутся мордыНа первый план! Гроза, беда!Облава — в полном смысле слова!..Свалились в кучу — и готовоХолопской дури торжество.Мычанье, хрюканье, блеяньеИ жеребячье гоготанье —A-ту его! a-ту его!..(II, 272)

Какой другой поэт, кроме Некрасова, осмелился бы в патетических стихах рифмовать «аккорды» и «морды»?

Кто, кроме Некрасова, позволил бы себе ввести в свою лирику такой разговорно-бытовой оборот, как: «облава — в полном смысле слова»?

Дружинин с негодованием говорил о слове микстура, будто бы запятнавшем стихотворение «Рыцарь на час», а также о слове портфель, будто бы испортившем одно из любовных стихотворений Некрасова:

О ты, чьих писем много, многоВ моем портфеле берегу!(I, 69)

Возможны ли в чистой лирике такие слова! — возмущался Дружинин. В свое время Страхов, Авсеенко, Евгений Марков и другие реакционные критики собрали достаточно обширную коллекцию таких «прозаизмов» Некрасова и жестоко попрекали «поэта-прозаика». Эти староверы долго не могли успокоиться, найдя в его стихах, например, слово брюки. Когда критик Николай Соловьев прочитал в поэме «Суд», что герой надевает брюки, он накинулся на Некрасова с такими упреками:

«Какие брюки? Что вы, г. Некрасов? С какой стати вы говорите о брюках?»