Матрешка

- Найдете - отфаксуйте мне. На всякий случай. Надеюсь, никак не задел ваши супружеские чувства?

Вот чем он меня купил с начала нашего знакомства - интеллигентностью и предупредительностью, редкой в этом мире, а тем более в его бывшей организации.

- А пока будем говорить так, будто ваша жена пользуется собственным именем, а не псевдонимом. Скорее всего так и есть. Так вот, Елена Константиновна родилась в Иркутске в 1974 году. В метрике на месте отца прочерк, мать погибла в авиакатастрофе. Совпадает?

- Один к одному, - рассмеялся я.

- Не спешите радоваться. Дальше возможны разночтения. После смерти матери, Лену удочеряет пожилая бездетная чета: он - офицер, она домохозяйка.

- Первый раз слышу.

- Продолжаю. В восьмилетнем возрасте девочка удирает из дома, ее находят и возвращают приемным родителям, но те почему-то отказываются взять ее обратно, и она попадает в детский дом, из которого тоже вскоре убегает. Мне не удалось раздобыть никаких сведений о ее жизни в течение приблизительно года, пока была в бегах. Не знаю, считать такое детство несчастным или счастливым, но она росла, как трава, без присмотра и без любви. В одиннадцатилетнем возрасте поступает в Иркутске в хореографическое училище на полное обеспечение.

Я молчал, хотя все было для меня внове - и приемные родители, и детский дом, и побеги, и хореографическое училище. Лена глухо что-то рассказывала про тетку, у которой жила, пока не уехала в Америку как полукровка.

- А кем она была записана в паспорте?

- Национальность? Русской. Как и ее мать. Что не исключает, конечно, каких-то еврейских корешков. Вполне возможно, ведь евреи были среди сибирских золотоискателей. Мы в этом направлении не копали. Если, конечно, вы настаиваете...

- Нет, теперь уже все равно. Но уехала она из России именно на еврейской волне. В семнадцать лет.

Трубка некоторое время помалкивала, я даже подумал, что нас разъединили. В конце концов Борис Павлович проклюнулся.

- Почему в семнадцать? - переспросил он. - По нашим сведениям, она улетела в Штаты, когда ей едва исполнилось четырнадцать. И вовсе не по еврейской визе. У нее было гостевое приглашение, липовое или настоящее - не знаю. Официально она ехала поступать в Джульярд-скул в Нью-Йорке. Многим казалось, у нее есть шанс - подавала надежды, была одной из лучших учениц в Иркутском хореографическом училище, в Питере отхватила поощрительную премию на балетном конкурсе "Майя" за "па-де-те" Чайковского.

А я-то думал, что, приехав в Америку, она сразу же поступила к нам в Куинс-колледж. Так, по крайней мере, следовало из ее рассказов. Куда ухнули три года - с четырнадцати до семнадцати?

Вот именно: знак вопроса.

Вспомнил почему-то ее прочувствованное сочинение про "Лолиту" написанное с точки зрения Лолиты.

А что если все-таки она - не она?

- И Володя ей, конечно, никакой не брат.

Снова молчание как будто прервалась связь. Я не выдержал и алекнул. Борис Павлович мгновенно откликнулся.

- Нет, почему же. Единоутробный брат, хотя росли порознь. Отцы неизвестны в обоих случаях. Мамаша была гулящая. Не то что блядь, но легка на передок. Дети в забросе. Если бы не авиакатастрофа, был бы, думаю, целый выводок.

Я представил себе этот хвост - полдюжины Володь, и каждый с золотой фиксой во рту. Могли быть, конечно, и сестры, но растиражирование Лены меня еще меньше устраивало. Если она Лена, а не пользуется чужим именем, маскируясь незнамо зачем и от кого. О Господи! То, что Володя оказался не самозванец, а всамделишный брат, веселило мое сердце. Мысль об инцесте пришла спустя несколько дней и больше уже не покидала меня.

- А чем он занимался в России? - спросил я больше для проформы. На какое-то время я и вовсе потерял интерес к отбывшему в неизвестном направлении на пакистанском лайнере родственнику моей жены.

Борис Павлович словно ждал этого вопроса.

- Информация у нас довольно поверхностная, непроверенная, но определенно могу сказать, что одно время толкал дурь, потом занялся рэкетом в Сибири - опять с наркодельцами, но не на главных ролях, а так, на побегушках, что-то ему обламывалось - не жировал, но навар имел. Короче, бабкодел по мелочевке и где придется. Дважды привлекался - один раз сошло с рук, отвязался, адвокат упирал на тяжелую среду обитания, другой раз припаяли трояк. Отмотал срок и как откинулся опять при деле: тюрьма не перевоспитывает человека, но усовершенствует его криминальные таланты.

Вот он и поддался в новый бизнес. На золотую жилу набрел.

Борис Павлович замолчал, и я так понял, что раздумывает - говорить или нет.

Я тоже помалкивал, хотя от моего равнодушия не осталось и следа. Даже не записал новое для меня слово "откинулся", что на уголовной фене значило скорее всего "освободился" - не до того было. Стало как-то тревожно, словно от новой профессии брата Лены зависело мое собственное существование.

Наконец Борис Павлович заговорил: