Маздак. Повести черных и красных песков

Артак, Абба и Кабруй-хайям приехали проводить его в далекий путь. За городскими воротами они слезли с коней. Все удалялся и удалялся медный звонок последнего, замыкающего, верблюда. Никто больше не мешал им, и они обнялись. Что-то горячее ощутил Авраам на своих руках. Это слезы закапали из глаз маленького Аббы. У всех покраснели лица…

Солнце уже взошло. Авраам отвернулся, утираясь ладонью, и увидел на белой потрескавшейся земле две знакомые тени. Он сначала не понял, зачем они здесь: сотник Исфандиар и Фархад-гусан. А потом бросился, прижался головой к одному и другому, ощутив запах пота, кожаных ремней, степной травы. Слезы уже свободно лились из глаз…

В ряд они стояли у высоких кованых ворот, все уменьшаясь: дипераны в красных куртках и сотник с азатом. Потом ворота начали быстро уходить под землю. Радужными разводами плыла дорога…

Откуда это тепло между людьми, отделяющее их от зверей? Может быть, правда, что внутри у каждого — огонь. Сильнее или слабее он горит, привлекая других. Есть люди, у которых он совсем погас или только чадит, отталкивая… Авраам отпустил поводья, крепко заткнул пальцами уши. Ровное мощное гудение не прерывалось.

Он нагонял уже караван. И вдруг остановил коня, приложил обе руки к лицу, и сразу вернулся запах ночи. Солнце пропало куда-то, и лунное лезвие помчалось по кромке крыши. В душной тьме повисли омертвелые листья. Он медленно потянул поводья и поехал назад, но копь остановился…

Нельзя уже было разглядеть отсюда дасткарт Спендиатов. Белый горячий туман стлался от реки по всему горизонту. Недвижно стоял в волнах сверкающий куб дворца, и рубиновой каплей была вправленная в него арка…

7

Бам… бам… бам… бам… Непрерывность времени утверждал этот звон. Он не кончался и ночью, когда караванщики подвязывали медные языки на шеях верблюдов. Лишь тише становился он при свете костра и снова возникал в полную силу, как только приходил сон.

— Каждый десятый верблюд нес с собой колокол, потому что на полфарсанга растягивался в пути караван. Черным дымом давали знак остановки. Воспользовавшись охраной царского серебра, полторы тысячи вьючных верблюдов вел с собой Авель бар-Хенанишо…

А трещины в земле становились все шире, и кони ломали ноги. С начала лета дул гармсель — медленный и горячий ветер. Из слабых предгорных речек, из щелей в скалах, из самых глубоких колодцев впитывал он в себя воду. Листья оставались как живые: зеленые, с синими прожилками, но ни капли сока не было в них. Сухо трескались стволы деревьев, трескалась земля, камни и лица людей. На первом же привале услышал он про «Ветер Наказания»:

— Огонь вынесли из храмов, и стал он ветром…

— Те, кто в красном, сделали это…

Азаты молчали. Говорили люди, пришедшие из ближайшего селения, и казались безразличными их голоса…

Потом все меньше становилось городов и селений, ярче разделялись свет и тьма, кончалась жизнь. Из горячих каменных долин попадали они в узкие ледяные ущелья, и звезды среди дня загорались в небе. И сразу опять пылало солнце, а камни сверкали, как раскаленные звезды. Горы Мидии были все время слева, и вечно высилась на краю их белая глыба Демавенда. Царь Заххак, змей-отцеубийца, висел там, прикованный царевичем Фариду ном…

Да, здесь порожден он, железнотелый Ростам, которого не минует ни одно из сказаний!.. Нет больше людей, только голые скалы, оплавленная земля и пустое, беспощадное небо над головой…

Когда при помощи Кузнеца приковал к скале Заххака и сел на отцовский трон царевич Фаридун, то мощнотелый воитель Сам из рода саксаганских царей был его опорой. И родился от Сама сын Заль с солнечным лицом и полный благодати. Не имело изъяна тело младенца, но голова его была седой. Устыдился старый Сам и велел отнести сына-урода в глухое ущелье. Птица Симург с железным сердцем вскормила Заля и вернула увидевшему вещий сон отцу, когда пришло время…

А Заль полюбил чистую Рудабу — дочь кабулскою царя Михраба, ведущего свой род от змееподобного Заххака. И никого не хотел больше видеть из женщин седоголовый юноша. Тогда и предрекли мобеды, что родится от Заля и Рудабы неслыханный воитель…

Все происходило, как сказали мобеды, прочитавшие в небе судьбу Ростама. Тахамтаном — «Железнотелым» стал он, опорой Кеева трона и мстителем Турану. Высокое чувство верности было присуще ему, а честь была дороже жизни. Прямо смотрел он на мир и знал только арийские «да» или «нет».

Но рок тяготел над благородным Ростамом, потому что смешана была его кровь. В бою, не ведая о том, убивает он сына. Потомок Кеев — меднотелый воитель Исфандиар гибнет от его руки, хоть не желает Ростам его смерти. И сам он умирает от руки брата…