Читаем Маздак. Повести черных и красных песков полностью

И все, все было неправдоподобно сладким. Даже снежно-белая редька и крупный матовый лук елись просто, как яблоки. Сладким было мясо и рыба в Мургабе. А ночью одуряюще сладким был воздух. Плоские земляные крыши толщиной в локоть от палящего солнца покрывались грубым полотном и кошмами. Все, что произрастало здесь, резалось, разламывалось и сушилось, испуская невероятные запахи…

И животных эта земля порождала необыкновенных. О кентаврах, полулюдях-полулошадях, рассказывалось в предании у греков-ромеев. Высокие, с длинной сильной шеей кони пустыни представлялись им единым телом с парфянскими лучниками…

Еще одно ромейское сказание понял здесь Авраам. Черные, белые, серебряные были маргианские овцы, я шерсть их отливала чудным лунным блеском. Но когда увидел он знаменитый мервский сур, то сразу вспомнил стихи о Язоне и супруге его — несчастной Медее. Раз в году на полтора миллиона ягнят рождается один урод с руном цвета чистого золота. Его везут отсюда на границу в Лазику для перепродажи, потому что издревле идет он на оторочку мантий, для ромейских царей. Порождением Кавказа считали его аргонавты. Вчера дядя Авель бар-Хенанишо сам отобрал две бесценных шкурки, чтобы через сотоварища Леонида Апиона передать в подарок новому кесарю. На волосы младенца походили яркие солнечные завитки, и невозможно было оторвать взгляда от них…

Дасткарты в Мерве стояли нетронутыми. Может быть, обилие плодов было тому причиной или близость к Турану, откуда всякий раз можно ждать вмешательства в случае смуты. Пятую часть из хранилищ роздали здесь великие людям, и никто пока открыто не требовал большего…


Вниз посмотрел Авраам. Полутемно еще было в примыкающих к базару улицах, но двигались уже по ним арбы с громадными, выше лошадиного роста, колесами, на которых легко переезжать ябы с водой. И сам базар уже многоцветно пенился, выплескиваясь под старые крепостные стены. Там, где они обрушились, бесчисленные ковры и кошмы, свертки серебристого атласа, чаны жидкой халвы-мешалло и горы дынь-вахрман хлынули внутрь, захлестывая солдатские казармы…

По ту сторону базара виделось большое торговое подворье. Три дня уже люди туранского царя с серебряными пластинами в подтверждение их права учитывали товары и деловито прикрепляли к каждому тюку специальную дощечку с печатью; На всем дальнем пути до границ Китая никто не тронет их…



Все таким же суровым был дядя его Авель бар-Хенанишо. Ни единого родственного слова не слышал от него Авраам. Но помнил он сухие теплые руки и кисловатый сок, лившийся на воспаленные губы.

Ночами бодрствовал дядя. Помимо заботы о караване осуществлял он церковные дела. У епископа Мерва был с ним Авраам. Молодым оказался тот, со светлой волнистой бородкой и мукой в глазах. Смертный кашель душил его всякий раз, но епископ сам обошел все сараи и конюшни, благословляя в трудную дорогу людей и скотов.

С ними пойдут и десять монахов-проповедников. По ту сторону заброшенной цитадели жили они вместе с совами, уже год ожидая попутного каравана. Навсегда останутся они в Китае, разнося среди язычников свет и слово божье…

Как жена Лота, окаменел вдруг Авраам, когда узнал среди проповедников Тыкву, заблудшего студента академии из Нисибина. Но совсем другим уже стал Тыква. Жесткая складка служения появилась у него на лбу, а глаза смотрели на что-то бесплотное, видимое лишь ему одному. Мешок арамейских грамот и апостольских проповедей был его имуществом…

Три сына было у спасенного Кузнецом царя Фаридуна: Тур, Салм и Эрадж, Им во владение, он дал Туран, Рим и Эраншахр. Но, сговорившись, Тур и Салм убили своего брата Эраджа. С тех пор нет мира между Востоком и Западом. И вечно повторяется это: Салм и Тур сговариваются против срединного брата…

Мерв — крайний город Эраншахра. Где-то там, откуда должно встать солнце, туранцы десять лет назад втоптали в песок сорок тысяч азатов и «бессмертных» царя Пероза. Потом началась буря и огромный бархан насыпала там, где остались они лежать. Каждую весну на том бархане выступает кровь и слышатся стоны. А Мерв стал открытым для всех городом. Хоть и сидел в нем канаранг с войском, туранцы по договору могли беспрепятственно въезжать и выезжать из него без уплаты пошлин на купленное и проданное…

Авраам не понял вначале, что же случилось в мире. Не было зари, и нисколько не изменилось небо. Огромный белый шар быстро выкатился из-за чистого горизонта, и сразу, насколько хватал глаз, черные треугольники и трапеции испещрили землю. Миллионы барханов озарились слепящим светом и дали черную тень в сторону. Ночь была еще там, куда не попало солнце. Сухой до предела воздух не знает здесь полутонов и обманчивых преломлений…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза