– Все будет в порядке, Лука! Вот увидите, мы с вами достроим звонницу! Вы ведь хотите продолжать работать на Церковь, правда? А я не хочу искать другого каменщика, но как нам работать вместе, если между нами раздор? Сами подумайте, Лука! Другой работы до весны вы не найдете. Мы во всем разберемся и вместе поможем ей. Конечно, хорошо бы запереть ее дома, но не будьте с ней слишком строги. Она просто порывистая девушка. Она ведь всегда была такой, правда? – наставительно спросил священник, и Лука кивнул. – Вот именно! Если бы не она, Нико не оказался бы в плену у корсаров, правда? Это ее большая слабость, но время и терпение могут все изменить! Главное, что вы не обесчещены, Лука! – с жаром продолжил священник, поправляя сутану; Лука посмотрел на него невидящим взглядом. – Мы просто должны сделать вид, что ничего не произошло, пока пономарь не вернется из Мдины. Мы же не хотим, чтобы он о чем-то узнал? Я бы очень не хотел, чтобы об этом узнал епископ. Боюсь, он причинит вам много неприятностей, хотя я, со своей стороны, разумеется, сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Боюсь, для него будет главным защитить честь Церкви, причем любой ценой! Он не допустит такого пятна на репутации, – без умолку тараторил Сальваго, опускаясь на колени и собирая бумаги и осколки стекла. – Думаю, нам с вами стоит обсудить конструкцию крыши, как вы считаете?
Лука медленно отложил в сторону кувалду, опустился на колени и стал помогать ему.
Разобравшись с Лукой Боргом, Сальваго провел две ночи и два дня на коленях, пытаясь заключить сделку с собственной совестью и со своим Богом.
Колокола прозвонили к заутрене, потом к службе первого часа. Но он не слышал. В дверь скромно постучал пономарь:
– Святой отец, пора служить мессу.
– Я болен, – сказал ему Сальваго, – оставь меня!
Колокола прозвонили к вечерне. Но святой отец не поднимался с колен.
Он не мог ни есть, ни спать. Всю ночь он пролежал на каменном полу, не чувствуя холода. На рассвете он сорвал с себя одежду и отхлестал свое мужское достоинство, пока кожа не превратилась в кровавое месиво. Он плакал и бил кулаками в стены. Никогда ни к одному человеку не испытывал он такой ненависти, какую сейчас испытывал к самому себе. Он все время думал о тьме, обуявшей его душу. Молился, чтобы Господь даровал ему силы уйти из лона Церкви. Решал во всем покаяться епископу. Нет, этого будет мало! Сняв с себя сутану, он предаст себя в руки властей! Сколько раз он вставал и направлялся к двери, чтобы сделать это!
Но каждый раз останавливался, вспоминая об уроках своей буйной юности, об уроках, которые он часто проповедовал своей пастве.
Он знал, что это действительно так, и не мог перестать думать об этом. Да, грех с Марией был ужасной, ужасной ошибкой, но он же совершал и хорошие поступки! Настолько хорошие, что казалось, это был какой-то другой человек!
Например, в крошечной больнице при церкви Санту-Спириту в Рабате были одеяла и лекарства лишь потому, что Джулио Сальваго проследил за этим. Например, Мариола Заммит до смерти не истекла кровью при сложном переломе только потому, что Джулио Сальваго нашел ее в поле, наложил шину и жгут и на собственном хребте протащил три мили до врача. Крещения и рождения, свадьбы и похороны – сколько душ спаслись благодаря ему одному! Бесчисленные благие деяния, большие и малые, о которых никто не узнал, за которые ему не досталось ни славы, ни почестей. Дела, которые он совершал со смирением в сердце, не ожидая и не прося награды. Добрые дела во имя Божье!
Он обязательно найдет способ искупить грехи, например новыми благими деяниями! Спасение еще возможно.