Меч и ятаган

Он прижал Марию к столу, начал шарить по ней руками, разорвал веревку, которой был перепоясан ее джеркин. Сорвав с нее рубашку, он добрался до ее груди. Мария закричала, но все звуки заглушались толстыми каменными стенами ризницы и стуком молотка, которым Лука Борг разбивал камни.

Серебряное распятие, висевшее у Сальваго на шее, попало ей в рот. Мария дергалась и вырывалась изо всех сил, пытаясь выплюнуть его, кашляла, плакала и наконец сорвала его с шеи священника. Он попытался заглушить ее крики поцелуем, но она до крови укусила его губу. Мария ударила Сальваго его же собственным распятием, но боль лишь окончательно свела его с ума. Сальваго навалился на нее всем весом, стараясь снять с нее штаны. Наконец ему это удалось, и он уже не мог остановиться, он не замечал ни ее взгляда, ни ее слез. Засунув в нее пальцы, он почувствовал, что там все туго и сухо. Мария закричала от боли, но он ничего не слышал. В ушах стучала кровь, задрав сутану и спустив штаны, он резко вошел в нее, начал совершать ритмичные движения и остановился, лишь когда его семя излилось внутрь Марии. Сальваго застонал от экстаза и боли, жуткой боли. Теперь кричали уже они оба, но он все еще не слышал ее голоса. Он был ослеплен, оглушен и забыл, где они находятся. Его бедра продолжали конвульсивно двигаться, он лежал на ней, тяжело дыша.

Постепенно шум в ушах стих, и Сальваго пришел в себя. Стояла тишина, с колокольни уже не доносилось ни звука. Тишину нарушали лишь рыдания Марии. Сальваго с трудом встал, опираясь о стол. Он наклонился, чтобы натянуть штаны, но в висках тут же предательски застучало. Обернувшись, он взглянул на Марию. Ее лицо было искажено болью, глаза покраснели от слез, волосы взъерошены. Лента, вплетенная в волосы, валялась на столе.

Пергамент упал на пол вместе с подсвечником и песочными часами. Придя в себя и осознав ужас содеянного, Сальваго подошел к ней и прошептал:

– Господи, помоги мне! Мария, умоляю, прости меня! Я не понимаю, что на меня…

– Уйдите! – прошептала она, медленно оперлась на локти и с трудом встала.

У нее в руках было гусиное перо, и только в этот момент он понял, что она воткнула в него перо, и потрогал свою шею. Мария проколола небольшой кровеносный сосуд. Рана была несерьезная, но кровоточила. Шея и рот Сальваго были измазаны кровью, на лицо Марии тоже попала кровь. Он бросил взгляд на стол за ее спиной и увидел, что там тоже кровь – кровь, принадлежавшая ей, понял он, взглянув на ее штаны. Она в отчаянии пыталась поправить порванную одежду, привести себя в порядок, избавиться от этих пятен, от этого ужаса, но только больше размазала кровь. Продолжая рыдать, Мария вытерла щеку, натянула штаны, огляделась и, схватив тяжелый подсвечник, повернулась к Сальваго, готовая размозжить ему череп.

В этот момент в дверь ризницы постучали, и на пороге появился Лука Борг.

– Прошу прощения, святой отец, у нас там незадача… – начал было каменщик, но застыл на месте, увидев кровь, подсвечник в руках Марии и разбитое стекло, а еще искаженное ужасом лицо дочери и растерянное лицо Сальваго.

– Отец! – кинулась к нему дочь прямо по битому стеклу, выронив подсвечник; она в кровь порезала ноги, но даже не заметила этого. – Отец! Он… он сделал мне больно! Он… – Мария разрыдалась и уткнулась отцу в грудь, но тот стоял абсолютно неподвижно, не пытаясь ее утешить.

В замешательстве он мягко, но твердо оттолкнул ее. Мария увидела, как на виске отца бешено бьется жилка. Затуманенным взглядом Лука посмотрел на отца Сальваго и негромко произнес:

– Оставь нас, Мария. Иди домой.

– Но отец…

– Убирайся! Ступай домой!

Спотыкаясь, Мария вылетела из ризницы, пробежала через алтарь, с трудом перелезла через загородку, чуть не сбив с ног двух молившихся прихожан. Выбравшись из церкви, она бросилась бежать куда глаза глядят, но точно не домой. Просто бежать, бежать, бежать подальше от этого ужаса! Биргу показался ей пестрым карнавалом из лиц, звуков и мест – все выглядело чужим и неузнаваемым. Мария мчалась вперед как в тумане, ничего не замечая вокруг. Прошел час, а может быть, и три, и вот она наконец ворвалась в пещеру, сама не понимая, как смогла добраться сюда. В Мекор-Хаким она бросилась Елене на шею и зарыдала в голос. Только через полчаса Мария достаточно успокоилась, чтобы рассказать, что с ней случилось. Ее разрывало множество чувств, от горя до ярости. Она нервно ходила взад-вперед, орала и плакала, пока не сорвала голос. Она обнаружила, что все еще держит в руках его распятие, теперь превратившееся в украшенное рубинами святотатство, сняла цепочку со сведенных судорогой пальцев и швырнула ненавистный предмет в стену. Звякнув, распятие отскочило от стены и упало в какой-то темный угол. Мария колотила по камням кулаками, пока из костяшек не пошла кровь. Она попробовала помыться в источнике. Вода была ледяная, девушку била крупная дрожь. К горлу подступила тошнота. Мария наклонилась, и ее вырвало. Рвота продолжалась до тех пор, пока внутри не осталось ничего, кроме желчи, но спазмы не утихали. Она могла только корчиться и плакать.