Меч и ятаган

На следующее утро в епископском дворце давали публичный прием. Доменико Кубельес и Джулио Сальваго стояли перед столом, накрытым скатертью из кумачового дамаста, приветствуя бесконечную вереницу посетителей. Очередь тянулась через весь зал, спускалась по лестнице, петляла по красивому тенистому саду, мимо темных дверей, ведущих в подземные кельи, которые никого не интересовали, и выходила прямо на улицу. Просители и поклонники, как родовитые, так и мелкого рода, ожидали, когда придет их черед поприветствовать викария инквизитора, многие пришли не с пустыми руками. Люди несли небольшие подарки, яйца, мешки с мукой и буханки хлеба.

То и дело слышались покашливание, молитвы, передаваемые шепотом сплетни, сдавленные смешки. Люди спрашивали себя, могут ли другие – а именно тот человек – заглянуть в их терзаемую душу и прочесть их тайны. Как бы то ни было, но очередь доказывала идею о том, что лучше увидеть и быть увиденным им, нежели спрятаться и оставить его в недоумении.

Представ наконец перед викарием, некоторые буквально источали елей, другие же потели от страха. Кое-кто умудрялся скандалить, пусть и шепотом, а иные вполголоса передавали слухи о друзьях. Сальваго внимательно слушал, ничего не забывая, время от времени отворачиваясь, чтобы сказать что-то помощнику. Тот тут же удалялся записать, что велено, в книгу, страницы которой были испещрены историями кощунства и отступничества, колдовства, блуда и сводничества. Ничего формального, разумеется, ведь вовсю продолжался праздник. Сальваго собирался заняться этими вопросами в более подходящее время.

Якобус медленно продвигался вместе с остальными, терпеливо ожидая своей очереди.

Он все время ощущал нож под рубахой, холодную сталь длинного лезвия у бедра. Всю прошедшую ночь он не спал. Сидя в кромешной тьме, он слушал тихий свист лезвия, касающегося точильного камня. Лезвие он наточил до такой степени, что можно было освежевать зайца, не повредив тушку.

Все, что ему сейчас хотелось, – вспороть одежды святого отца, отрезать ему яйца и засунуть их в его кричащий рот. Интересно, от чего наступит смерть: от потери крови или от удушья? Жаль, во дворце полно стражи, так что понаблюдать не удастся.

Нет, Якобус опустится перед викарием на колени, приложится к перстню, потом посмотрит ему в глаза, чтобы тот знал своего убийцу. Затем поднимется, вынимая нож, чтобы Сальваго хотя бы на мгновение ощутил страх смерти.

А потом просто зарежет священника, шепча ему на ухо, пока клинок проворачивается у него в животе, чтобы Сальваго знал, за что проливается его кровь.

«За Марию, – скажет ему Якобус. – Это тебе за Марию».

Он нанесет удары любому, кто попробует ему помешать, кроме епископа. Кубельес – представитель Бога, и Якобус не осмелится поднять на него руку. Когда все будет сделано, он убежит и спрячется в пещерах Гоцо, где его никто никогда не найдет.

Если бы только Мария была его женой, он мог бы убить Сальваго, не опасаясь наказания. Священная обязанность всякого мужчины – защищать честь своей жены, матери или сестры, но она ему не жена. Если его поймают, он готов погибнуть в подземной темнице дворца. Они пустят в ход колесо и веревки, остро заточенные инструменты и горячие утюги, но Якобус умрет спокойным, зная, что за Марию он отправил Сальваго на высший суд.

Теперь перед ним оставалось всего пять человек. Он видел суровое лицо священника, его худое тело под одеждой. Убить такого не составит труда.

Якобус шагнул вперед. Четыре человека. На груди викария покачивался крест. Якобус нащупал рукоятку ножа.

Мужчина перед ним подвинулся вперед. Еще один шаг.

Якобус был на удивление спокоен.

Внезапно на башне зазвонил колокол. Кубельес что-то сказал Сальваго, и тот кивнул. Кубельес с извиняющимся видом улыбнулся людям в очереди:

– Дорогие братья, боюсь, долг зовет нас. Да хранит вас всех Господь!

Они с Сальваго направились к двери в конце зала и удалились.

– Расходитесь! – крикнул стражник, размахивая руками, чтобы прогнать толпу. – Прием окончен.

– Ну пожалуйста, господин! – умоляющим тоном произнес Якобус. – Я прождал несколько часов в надежде получить благословение.

– Сожалею. Что ж, не повезло. Возможно, вы еще увидите их нынешним вечером. К полуночной мессе от церкви Святой Агаты до церкви Святого Лаврентия пройдет процессия.

Весь вечер Кристиан провел, ухаживая за больными и угощая их телятиной, сыром и вином. Помимо Рождества, Пасхи и Троицы, Карнавал был единственным временем, когда пациенты лазарета считали себя счастливчиками. Пусть их ноги съедает гангрена или голова объята жаром, зато желудок проведет день в раю, угощаясь разносолами из рук благороднейшего рыцаря-госпитальера.

Выйдя из лазарета, Кристиан тут же встретил на улице Анжелу Буку. Она ругалась со стражником. Позади нее стояли двое лакеев, держа в руках тяжелые корзины с едой. Она заметила Кристиана, и по ее лицу сразу стало понятно: она ждала именно его.