Меч и ятаган

Он стал кульминацией года, восторженным взрывом красок и эмоций, привлекающим всех без исключения, будь то крестьянин, аристократ или рыцарь. В форте Сант-Анджело, где в обычные дни приводили в исполнение наказания страппадо за самые жестокие преступления, подвешивался огромный камень в знак того, что даже правосудие уходит на трехдневный отдых. Жителям предлагались всевозможные игры – от шашек до карт, от костей до петушиных боев. По Великой гавани курсировали лодки, а по холмам Санта-Маргерита скакали лошади. Рыцари проводили турниры. В Европе турниры уже давно переживали упадок, но мальтийская публика обожала подобные зрелища. Бедным раздавали еду и вино. Балы и приемы, иллюминация и мессы, полный разгул.

Ла Валетт все это терпел, но не более того. При всем своем непререкаемом авторитете, при всей установленной им дисциплине он никогда не забывал, в каких тяжелых условиях служат своему ордену его горячие и ретивые рыцари. Поэтому в дни Карнавала он предавался другим занятиям, охотился и осматривал сторожевые башни на побережье, чтобы случайно не стать свидетелем поведения, за которое нарушителю полагалось суровое наказание.

За три дня до празднования Габриэль Черальта, пилье французского ланга, позвал Бертрана к себе в кабинет.

– Вы должны организовать небольшое представление, – сообщил он удивленному рыцарю. – Разыграть сатирическую сценку. Желательно без политической подоплеки. Что-нибудь легкое для французского ланга

. Итальянский, немецкий и испанский ланги обычно устраивают что-то подобное. Я, разумеется, собираюсь их затмить.

– Затмить их, сир?

– Ну конечно! Что касается немцев, для них важна умеренность, Кювье. Для итальянцев будет достаточно тонких шуток. А испанцы оценят, если мы заставим их трепетать. У вас есть все, что для этого нужно. Хотя в умеренности я не вполне уверен.

Бертран подавил стон.

– Как прикажете, глубокоуважаемый. – Он уже собрался уходить, но вдруг остановился и обернулся. – Простите, сир, я всегда готов служить мечом, ведь им я немного владею, в отличие от пера. В ланге

есть рыцари, намного более искусные. Почему я?

Черальта едва поднял взгляд от бумаг:

– Потому что мгновение назад вы прошли мимо моей двери и я вас заметил. Не повезло.

– Вот уж действительно, сир. Если вы не возражаете, мне понадобится помощь.

Пилье небрежно отмахнулся, с нетерпением ожидая возможности переключиться на другие дела:

– Выбирайте кого захотите. Скажете, я приказал.

Кристиан пожаловался, что у него есть занятия поинтереснее, например абсцессы и ампутации, однако Бертран не собирался дать ему улизнуть. Тем же вечером, пока Кристиан был в лазарете, Бертран принялся работать над сатирической пьесой. Ему неоткуда было узнать, как это делается. Содержание подобных плутовских пьес часто бывало непредсказуемым и рискованным.

Среди книг Кристиана почти все оказались посвящены медицине и хирургии, но Бертрану удалось отыскать несколько художественных произведений, от «Утопии» сэра Томаса Мора до «Божественной комедии» Данте. Все они показались Бертрану жутковатыми и бессодержательными.

– Нам бы что-нибудь более яркое, – пробормотал он.

Наконец он нашел два тома более подходящего содержания. Один из них принадлежал перу Рабле, французского врача, который оказался сатириком и которого мать Кристиана встречала в Париже. Автором второго был Эразм, голландский сатирик, в прошлом августинец, учившийся в Париже. Копируя из их произведений целые фрагменты, Бертран просидел над своим сочинением всю ночь под остервенелый скрип тростникового пера.

– Пьеса называется «В свете безумия», – гордо сообщил он Кристиану, когда тот вернулся из лазарета.

– Что ж, название вполне подходящее, – прочитав пьесу, согласился Кристиан. – А в остальном слишком экстравагантно для нашей аудитории. Такое угощение на стол великому магистру не положишь.

– Его там не будет. Почти все высокопоставленные господа договорились смотреть немецкий спектакль из соображений политического единства. Разумеется, они много теряют: им придется переваривать баварский юмор, тогда как наши зрители с удовольствием проглотят Рабле. Нашу пьесу увидит лишь мелкая знать, владеющая языком Франции и Прованса, а также простые мальтийские смертные, до чьих пустых голов вряд ли дойдет смысл наших замысловатых шуток.

– Надеюсь, ты прав, – ответил Кристиан и, прочтя сценарий еще раз, воскликнул: – Что за черт! Если нам суждены неприятности, то пусть они случатся не из-за этих жалких строк.

Он перечеркнул несколько слов жирной чертой, заменив их собственными. Затем переделал еще одну строку, а за ней и целый абзац. Уже взошло солнце, а они все сидели, окруженные кипами бумаг, наполняющим комнату смехом и початой бутылкой бренди.

Теперь им предстояло найти актеров. Сначала они собирались пригласить других рыцарей, однако остановились на восьми горемычных пажах, которые, даже прочитав сценарий, не осмелились отказаться. Мастерить реквизит и костюмы усадили мальчишек.