Меч полководца

— А… — сказал Степа. Михаил оглянулся на него. Совсем еще мальчишка этот Степа. Выпростал из-под шапки ухо и прислушивается. И никаких у него тревог — пушки так пушки…

Стали слышны беспорядочные ружейные выстрелы. На одной из окраинных улочек иванововознесенцы увидели баррикаду: столбы, бочки, кусок литой чугунной ограды, ворота, снятые с петель. На высоком шесте — красное полотнище.

Горел костер, около него грелись рабочие, перепоясанные ремнями поверх зимних курток, несколько студентов, подростки.

— Миша? Откуда?

К нему подбежал человек в зимнем пальто, в меховой шапке пирожком, в пенсне на черном шнурке.

— Владимир Павлович!

Это был Затинщиков. Тот самый, что приезжал в Верный, бывал на собраниях гимназистов.

— Владимир Павлович! Как я счастлив, что мы встретились здесь, на баррикаде…

— Вы останетесь здесь?

— Нет, нас ждут на Пресне.

Иваново-вознесенские дружинники пробирались узким проходом, оставленным меж баррикадой и стеной дома. Вся стена была оклеена листовками.

«Не вступайте в открытый бой, — читал на ходу Михаил. — При встрече с сильным противником обстреливайте его и скрывайтесь…»

Рядом с листовками был прилеплен к стене номер «Известий Московского Совета»: «…не действуйте толпой, не занимайте укрепленных мест, пусть нашими крепостями будут проходные дворы…»

Всё о том, как обороняться.

А как наступать?

Они миновали еще одну баррикаду… Еще одну…

Гонец Пресненского военно боевого штаба вел отряд запутанными проходными дворами с входами и выходами во все стороны. Михаил настороженно оглядывал лабиринты из сараев и покосившихся флигелей. Крепости? Ну, нет. Скорее похоже на лесную чащу — то ли ты зверя подстерегаешь, то ли он тебя.

Чем ближе к Пресне, тем слышнее была стрельба.

— Будто ситец рвут, — прислушался Степа Каширин.

Это с чердака углового дома бил пулемет.

— Надо бы к нему с тыла подобраться, — сказал Михаил гонцу. — Вы эти места знаете?

— А то! — ухмыльнулся гонец. — Каждая крыша знакома. И голубей здесь гонял и снег сбрасывать нанимался.

— Вот именно! — обрадовался Михаил. — Крыши нам как раз и понадобятся.

Гонец вывел Михаила и нескольких дружинников на крышу, напротив того дома, где из узкого чердачного оконца высовывался пулемет. Михаил прикинул глазом расстояние, взвесил в ладони самодельную гранату. А ну, как они с Костей Суконкиным камнями умели швыряться? Граната угодила точнехонько в оконце. Ухнула, свистнула осколками. Сквозь щели в крыше полез змейками дым…

С захваченным пулеметом явился отряд в Пресненский военно-боевой штаб.

— Иванововознесенцы пришли! Иванововознесенцы!

Ликование было такое, словно вся рабочая Россия сюда пришла. Надеялись на Пресне, что за иванововознесенцами явятся на подмогу и боевые дружины других городов. Тогда можно будет ударить по царским войскам. Но больше на Пресню никто не пришел. И не было вестей, что началось вооруженное восстание в других городах, И оборвалась связь с другими рабочими районами Москвы. А потом горстки дружинников, пробившиеся оттуда, принесли печальные вести: рабочие заставы уже захвачены царскими войсками.

Пресня осталась одна.

Пушки обстреливали ее с трех сторон. Снаряды рвались на улицах. На подмогу боевым дружинам вышла вся рабочая Пресня. Женщины пробирались на баррикады, приносили еду. Мальчишки сражались рядом со взрослыми.

Михаил понимал — скоро конец. И еще крепче сжимал в руках взятую в бою солдатскую винтовку — настоящую, трехлинейную, не какой-то там револьвер.

У Ваганьковского моста дружинники Пресни пошли в контратаку, отбили у солдат пушку. Развернуть ее в противоположную сторону было делом одной минуты. Но тут оказалось, что никто не умеет ни заряжать пушку, ни стрелять…

— Иванововознесенцы, может, среди вас есть артиллерист?

— Нет у нас артиллериста, — с горечью ответил Михаил. Теперь он знал: не готова была его дружина к битвам революции.

…В военно-боевом штабе писал последний приказ командир пресненских дружинников Литвин-Седой.

«Пресня окопалась. Ей одной выпало на долю еще стоять лицом к врагу… Это единственный уголок на всем земном шаре, где царствует рабочий класс, где свободно и звонко рождаются под красными знаменами песни труда и свободы…»

Он потер лоб ладонью и продолжал писать, выговаривая вслух каждое слово:

«Мы начали. Мы кончаем. В субботу ночью разобрать баррикады и всем разойтись далеко… начальники дружин укажут, где прятать оружие.

Мы непобедимы! Да здравствует борьба и победа рабочих!»

Приказ унесли, чтобы размножить на гектографе.

В штаб собрались командиры дружин. Пришел и Михаил.

— Фугасы в баррикаду заложены? — отдавал последние распоряжения Литвин-Седой. — Не торопитесь взрывать. Пусть враги подойдут поближе… Баррикада должна взлететь вместе с ними… А потом уходить, уходить… Винтовки отдайте спрятать товарищам из прохоровской дружины. Прохоровцы, выведите иванововознесенцев. А потом рассыпьтесь поодиночке, товарищи. Не спешите на вокзалы, там будет облава…

Михаил одним из последних уходил с Пресни.