Мечи свою молнию даже в смерть

…Пилатик не курил, но, проходя мимо площадки на узкой лестнице, всегда останавливался – покалякать с дежурными следователями, у которых обычно можно узнать все перипетии прошедших суток. Областная прокуратура по пустякам не работала. В этот раз у окна, расшитого еще прежней столетней рамой на восемь стеклянных квадратиков, стоял долговязый Свирко – дежурный следователь с вислыми запорожскими усами.

– Ну, чего, отпустил ты этого типа? – поинтересовался он, кивнув на окно.

Там садился в бежевую «Волгу» молодой человек с лисьими глазами, одетый в дорогой полотняный костюм, – адвокат академика Шимерзаева.

– Да, – нехотя отозвался Пилатик, стараясь не дышать носом: Свирко отличался застарелой любовью к «Беломорканалу» с его кисловатым, словно пороховым, запахом дыма. – Академик из больницы выписывается. Грозит нас тут всех передавить… как мышей. В Генпрокуратуру жалобу написал.

– По поводу того психа? Который в СИЗО помер?

– Ну да…

Пилатик зацепился за слово «помер» и подумал про себя, что это не совсем точное определение.

– Да-а-а, – рассеянно протянул Свирко, гася толстый окурок, – одним психом меньше. А он правда, что ли, рубленую рану головы получил?

– Кто?!

– АкадЭмик. В газетах писали.

– Да ну его! Тот даже топором не успел замахнуться. Убежал Шимерзаев через окно.

– А-а… Тут вон, на Лескова, водителю «Скорой» полноса отрубили. И знаешь, чем? Детской лопаткой, для песочницы. Бригада на вызов к девушке поехала, а там псих какой-то оказался… с лопаткой…

«На Лескова», – увязло в мозгу следователя; он уже занес ногу в дырчатом штиблете на ступеньку лестницы, но внезапно замер:

– На Лескова?

– Ну. Сорок четвертый дом… Это недалеко от Шевченковского жилмассива.

Где же он мог слышать название этой улицы? Пилатик думал недолго: ответ тут же всплыл в памяти. После роковых событий лета прошлого года, когда полковник Заратустров проводил реабилитацию всех участников ТОЙ САМОЙ операции, он и ему с Мариной предложил уютную «трешку» из фондов Спецуправления на улице Лескова, в новом литом доме. Чтобы сменить место жительства, развеяться… Но Марина напрочь отказалась уезжать из района «Золотой Рощи». Заратустров тогда сказал, что поселил там, в Шевченковском, ту девчонку, у которой была ассасинская татуировка, и которая столько пережила – не меньше, чем сам Пилатик. Точно!

– А ну-ка, родной, – Пилатик взял следователя за острый локоть, – пойдем-ка ко мне в кабинет. Покурим!

– Ты же не куришь! – поразился тот.

– Пойдем, пойдем. Попробую… Вдруг понравится!

…Все остальное было уже делом техники. Об инциденте на улице Лескова Пилатику было рассказано во всех подробностях – сначала бедолагой-водителем машины «Скорой помощи», которому в больнице кончик носа пришили, но веру в его мужскую неотразимость поколебали; потом усталой женщиной-врачом, которой тогда очень повезло: она отделалась лишь легкой травмой живота; а затем и бабушками из двора, наблюдавшими весь спектакль с начала альпинистского шоу до самой развязки. Оставалось снять трубку и позвонить молодому человеку по имени Алексей, которого Пилатик знал как жениха веселой девушки Майи-Волшебницы, очаровавшей их всех тогда, на семинаре.

И вот он в квартире номер девяносто семь, в доме сорок четыре по улице Лескова, на грязном линолеуме, усеянном окурками сигарет, битым стеклом и обрывками газет. А под их туфлями и ботинками распластались на полу очертания двоих человек – нарисованные мелом фигуры.

Пилатик был в этой квартире сутками раньше. Почти сразу после разговора со Свирко. Само собой получилось: поднял сводку, а там – труп на Лескова. Вовремя успел Пилатик – застал момент увоза тел, помещенных в черные мешки. В квартире остались только двое криминалистов: опер и два следователя – из городской прокуратуры и из райотдела; второй заполнял бумаги, присев у края большого, загаженного остатками еды и рыбьими костями стола. Следователь из облпрокуратуры, румяный здоровяк Ревзин, уже отписался и теперь просто расхаживал по квартире, грохоча крепкими ботинками.

Пилатику он не мешал, а даже охотно описал всю картину происшествия.

– Хата эта некоего Саватеева Клавдия Палыча… Да вот, такое имечко смешное у него. Пенсионер. Живет на том берегу. Там уже опер из райотдела побывал. По слухам, сначала сдавал ее каким-то девкам верующим, потом, недавно, – молодым студентам. Но, видно, замордовал. Съехали они. А эти сюда вселились дня два назад, если не три… Чуешь, вонь какая?!

– Чую, – согласился Пилатик. – А как попали-то?