Мечи свою молнию даже в смерть

– Они, видимо, задержались в палате. Разрешите, монсеньор, я их приведу?

– Не надо нарушать покой сестер Христовых, – неожиданно мягко возразил человек с тонзурой, – мы навестим их с вами вместе, сестра! А остальные пусть подождут здесь.

Сестры склонили колпаки. Черные люди, сопровождавшие монсеньора, встали у дверей. Керубино ди Жаригаш вышел с негритянкой в коридор. Она вела его к палате, едва поспевая за широким шагом черного плаща. Когда пришли, сестра растворила дверь и увидела… пустую палату. Она замерла, немея.

Но монсеньор не удивился. Он подошел к одной из постелей и сунул тонкую, бледную руку меж безупречно уложенного белья. Потом вынул ее, приблизился к женщине и тихо сказал:

– Они только что были тут. Где они, СЕСТРА?!

– Но, монсеньор, я не знаю… Наверное…

В его руке мерцал рубинами крест. Белый палец нажал на самый большой камень, кроваво блеснувший под его пальцем, и тотчас из серебряного кончика креста вывалилось острое жало стилета. Этот стилет вознесся над сутаной сестры и в одно мгновение распорол ткань от горла до подола… Обнаженное, обрюзглое тело с плоскими вислыми грудями, испещренными сиреневой географией вен, сверкнуло в разрезе сине-белой сутаны.

– Сестра, ГДЕ ОНИ?

Она выкатила и без того выпуклые, болезненные глаза и показала ими куда-то вниз, ибо догадка, пронзившая ее мозг, запоздала и не могла блокировать движение мысли.

Стилет уперся в ее большой живот, живот шестидесятилетней женщины.

– Где ваша вторая сестра, Ксения?

Она молчала. Молчала, уже все понимая и не имея сил шевельнуться. А стилет воткнулся в эту мягкую подушку, разрезал кожу и вывалил наружу ее сизые кишки. Последнее, что она успела почувствовать перед чудовищной болью, разорвавшей сознание, так это своя теплая кровь, свободно пролившаяся по ее полным, бесстыдно голым ногам вниз.

Монсеньор повернул стилет несколько раз, наматывая плоть на жало, и, когда разрезанное надвое тело мягко сползло ему под ноги, переступил через него.

С конца католического креста густо капала чернеющая кровь.

В этот момент под ним, в захламленном коридоре приюта, стукаясь о старые кровати и задевая ногами ржавые утки, пробирались трое. Они зашли в неприметный тупичок, в конце его свежела чуть покрытая пылью кладка. Рядом, к стенке прислонена была массивная дубовая дверь, когда-то, видимо, стоявшая на месте заложенного проема. Зеленая медь снятых петель тускло поблескивала под лучом фонарика, который держала в руке сестра Ксения. Она что-то искала.

Нашла.

– Позволь, сестра! – мягко проговорила Мирикла и отобрала у нее кувалду.

Цыганка взяла ее, холодящую металлом, в руки с серебряными перстнями и размахнулась, отстранив сестру. Кувалда ударилась в кирпичную стену, и та гулко загудела. Тотчас сверху раздались какие-то хлопающие звуки, будто все сестры приюта, не снимая тапок, разом заплясали чардаш.

Даже в темноте было видно, как побелела сестра Ксения и начала креститься.

А наверху, стоя в проеме дверей столовой, двое черных достали из-под полы дорогих пиджаков короткоствольные, девятимиллиметровые пистолеты-пулеметы Uzi. Калибр патрона Parabellum. Это произведение офицера израильской армии Узи Галла изрыгнуло ливень пуль в расставленных по стенкам женщин. Пистолеты-пулеметы нагревались, работая, и глушители надежно прятали звук. А все эти женщины, молодые и старые, получая пули в животы, груди и лица, просто сползали вниз. Некоторые метались, и пули сначала выламывали им кости и отрывали уши, а только потом настигали уже окончательно.

Они кричали, эти мятущиеся тела, но толстые стены не пропускали криков, а работники делали свое дело спокойно, словно скашивали дурную траву на поле, и монсеньор Керубино Карлос Кастельо Армиссандро ди Жаригаш спокойно наблюдал за этой кровавой жатвой. Кровь негритянки капала с его черного плаща, подбитого тканью цвета этих капель.

Когда последнее шевеление в груде мертвых тел стихло, он резко бросил:

– Вниз. Там!

* * *

…Еще один удар, и эта кладка, поседевшая по краям, развалилась. Мирикла лишь на секунду глянула в открывшийся проем, втянула красивым носом воздух и коротко спросила:

– Куда?

– К реке. Через бункер, – тихо прошептала сестра Ксения.

Мирикла кинула на монахиню ордена святой Терезы быстрый взгляд:

– С нами давай?

Та только молча помотала головой. Мирикла уговаривать не стала. Властно взяла за руку Патрину и исчезла в этом проеме. Оттуда пахло сыростью, гнилью, мертвечиной.

Спустя несколько минут зажегся свет, который шел от тусклых грязных лампочек, расположенных в нескольких местах под потолком. В подвале появились трое. Монсеньор не осматривал это помещение. Он просто увидел разбитые кирпичи, бледную монахиню у стены и только разлепил тонкие губы:

– Внутрь.

Его помощники исчезли в провале, а он смотрел на сестру Ксению, совершенно не мигая, пристально, – человек бы так не смог – и зрачки его глаз отливали желтым, янтарным. Наконец из провала, облепленные паутиной, какими-то шевелящимися коричневыми комочками, вырвались два помощника. Задыхаясь, доложили:

– Пять коридоров. Ведут в разные стороны.