Мечты о нас

– О, Джулс, – мурлычет Бо, подходя ко мне. Руки в карманах кожаной куртки. – Такая выразительная речь, впрочем, как всегда. Заметно, что изучение литературы пошло на пользу.

– Отвали!

– Да ни за что, даже если бы мы не были в родстве. – И он одаривает меня чарующей улыбкой. Мне же остается закатить глаза.

Я прихожу к выводу, что эта тренировка – фундаментальный провал. Можно отобрать двух-трех более-менее подходящих для нашей команды. Еще какая-то часть подойдет для танцевальной группы. Но вот остальные… Я поворачиваюсь к девушкам и громко говорю:

– Еще одно дополнение! Зачисление в команду не означает зачисления в колледж. Если Сент-Клэр вам отказывает, вы вылетаете. Конец объявления. Продолжайте тренировку! – Пусть узнают заранее.

– Здесь все такие стервозные? – спрашивает одна из девушек, и Пенни вздрагивает.

Она снова смотрит на меня, и ее длинные ресницы трепещут, словно крылья бабочки. Вероятно, она боится, что я убью девушку шариковой ручкой. Пока воздержусь, потому что эта девушка, похоже, способна на флик-фляк.

– Это из честолюбия. Она хочет просто донести, что чирлидинг – тяжелый спорт, – реагирует Пенни и сопровождает слова странным, если я правильно понимаю, успокаивающим жестом. – Жесткий тон у нее от отца. Он лучший физиотерапевт в Фейр-Хэвен. Если у вас будут проблемы, можете к нему обратиться. В свое время он был многообещающим квотербеком в Сент-Клэр, – с готовностью объясняет Пенни. – Его портрет до сих пор висит на Стене Славы.

Я едва сдерживаюсь, чтобы от досады не расхохотаться в голос. Мой отец – частный физиотерапевт, работает на полставки в футбольной команде Сент-Клэра. Конечно, он занимает важное место в команде, никто не осмелится перечить его указаниям, но человек, массирующий чужие икры, не слишком много значит для других людей.

Зато слово «квотербек» звучит совершенно по-другому. Конечно, нельзя сказать, что все они внешне привлекательны, но с их появлением в комнате мгновенно меняется атмосфера, как будто потревожили гудящий улей. Когда видят моего отца – высокого, худощавого, в белой рубашке поло и очках в золотой оправе, – никто и не подумает, что он был успешным футболистом в команде колледжа. Его достижения остались в далеком прошлом. Из-за серьезной травмы он был вынужден оставить спорт и выбрать «благоразумный путь», как он выражается. Каждый раз, когда он об этом рассказывает, в моем понимании благоразумие превращается в болезнь, пожирающую мечты. В его вселенной спорт и благоразумие несовместимы. Наверное, поэтому мы так часто спорим – я на его картине мира ходячий парадокс. Я люблю спорт, но я так же люблю литературу. В какие-то дни нет ничего лучше, чем стоять на полном стадионе и всем телом ощущать вибрирование ликующей массы. Двигаться в такт, кричать, жить… Но ничего не имею против, чтобы весь следующий день провести на диване с книжкой, завернувшись в плед, отрешиться от всего, превратиться в другого человека, погрузиться в захватывающие мысленные эксперименты. Без крайностей жизнь была бы намного скучней.

Бо прерывает мои размышления, толкнув локтем в бок:

– Трудно представить в роли квотербека папу, который живет с девизом «Лучше осторожность, чем реабилитация».

– Да, плохие, плохие сотрясения мозга! – бормочу я, морща нос.

Наш папа очень долго уговаривал Бо, пока Бо не отказался от всех занятий спортом. Теперь он только бегает. Да и то очень долго разминается и разогревается перед пробежкой. Мои занятия чирлидингом доводят папу до безумия. Наверное, можно его понять – наша мама случайно погибла в результате несчастного случая дома. Правда, если и дальше рассуждать в подобном ключе, то и мытье окон представляет опасность для жизни.

– Если бы он мог, он укутал бы нас ватой и запер в комнате до конца жизни, – добавляю я.

– Только тебя! Меня уже можно выпускать в мир, я ответственный, – заявляет Бо и в знак прощания хлопает меня по плечу.

Разумеется, ему тоже надоело это жалкое зрелище.

– Ты оставляешь меня одну?! – театрально спрашиваю я.

– К сожалению, мне нужно на препарирование, – подмигнув мне напоследок, Бо разворачивается и уходит.

По крайней мере, работа в анатомичке кажется мне менее заманчивой, чем продолжение этого представления.

Еще какое-то время я наблюдаю, как Пенни разучивает с девушками несколько кричалок. Наконец мы свободны, но даже Пенни не выглядит довольной, хотя она является душой нашей команды. Ей ничего не стоит включить улыбку, и словно солнце восходит. В ней есть настырность котенка, но все ее любят. Ей достаточно одного взгляда, чтобы в зародыше пресечь любые сомнения относительно ее персоны. Она выглядит так очаровательно-невинно, что никто – абсолютно никто! – не верит, что у нее могут быть физиологические потребности. Хоть какие… Трудно представить, что она занимается приземленными делами, например посещает туалет. (Или трахается со спортсменами.)

– Зачем Бо приходил? – небрежно спрашивает Пенни.

Она забирает у меня журнал, чтобы внести в него свои заметки о кандидатках. Ее улыбка превращается в гримасу.