— Данилыч, привет! — обрадовался ему Лебедкин. — Ты что сегодня на выезде? Ты же сам обычно не ездишь.
— Дежурство у меня сегодня. Ну, где ваш труп?
Он проследовал к груде мусора, сделал пару снимков, надел тонкие латексные перчатки, отбросил часть мусора, склонился…
— Ну что там? — нетерпеливо проговорил Лебедкин.
— Это шутка? — недовольно пробормотал Данилыч. — Довольно низкопробная…
— О чем ты?
— А ты сам посмотри!
Данилыч отступил в сторону.
Лебедкин подошел ближе, пригляделся…
На грязной земле лежало женское тело в желтом платье с лиловыми ирисами.
Точнее, не тело — это был пластмассовый манекен…
— Вот черт! — воскликнул Лебедкин.
— Совершенно с тобой согласен! — высказался Данилыч.
— Значит, с серией ты немного поспешил! — присоединилась к дискуссии Дуся Самохвалова.
— Черт знает что! — Лебедкин в сердцах пнул ногой пакет из-под «Макдоналдса» и тут же взвыл от боли, потому что в него каким-то шутником был положен кирпич.
Классический розыгрыш, в старом кинофильме каком-то показывали. Однако капитан так смешно подпрыгнул и тряс в воздухе ногой, что Данилыч откровенно заржал, и Дуся едва скрыла улыбку, и даже пес Паша, что вертелся возле Дуси (как всякий индивидуум мужского пола, он Дусе тут же стал симпатизировать), наморщил нос и тихонько взвизгнул.
И даже Марфа Андроновна, испугавшаяся было до колик в животе, что сейчас ей устроят Варфоломеевскую ночь за то, что людей из полиции попусту взбаламутила, вызвала на труп, а трупа-то никакого и нет, пришла в себя и сердобольно взглянула на Лебедкина — что ж ты так, милый, осторожнее надо быть.
— И что все это значит… — вздохнула Дуся и переглянулась с Данилычем.
И он не стал ворчать, что если экспертов такой квалификации станут вызывать, когда обычный манекен найдут, то куда мы все придем, а склонился над манекеном.
Дусю же интересовало платье.
Дешевое некачественное платье, материал — дрянная синтетика, которая растягивается и линяет при первой же стирке. Платье было здорово мятое, причем не так, как бывает, когда неаккуратная женщина плюхнется в нем, не расправив юбку, а потом встанет, забыв одернуть — нет, на платье были складки, как если бы оно долго лежало, сложенное вчетверо, а то и больше, а потом его так и напялили на манекен.
Очень осторожно, в перчатках, Дуся взяла юбку и поднесла к лицу. Платье было чуть влажное и пахло затхлой плесенью.
Ну да, если оно несколько месяцев валялось в неотапливаемом сыром помещении того дешевого магазинчика в куче таких же вещей, то, естественно, будет запах.
— Смотри! — Данилыч указал ей на странные пятна, которые были сбоку и чуть со спины.
— Это…
— Ну да, это кровь. — Эксперт выглядел серьезным. — И кровь явно не манекена.
Ксения открыла глаза. И тут же снова закрыла их — в глаза ударил резкий, ослепительный свет.
— Пришла в себя? — раздался совсем близко смутно знакомый мужской голос.
— Свет… пожалуйста, выключите свет… — жалобно проговорила Ксения.
Даже сквозь опущенные веки свет болезненно резал глаза.
— Свет мешает? — В голосе незнакомца прозвучало то ли сочувствие, то ли насмешка.
Тем не менее свет приглушили.
Ксения снова осторожно открыла глаза.
На этот раз она смогла осмотреться.
Она находилась в большом полупустом помещении. Напротив нее был закреплен прожектор, который светил сейчас не прямо ей в лицо, а немного в сторону.
Из-за яркого света прожектора все, что было позади него и по сторонам, казалось плохо различимым. Однако Ксения смогла разглядеть мужскую фигуру, стоящую поодаль от прожектора…
А потом… потом она с испугом заметила еще несколько тел, несколько человеческих фигур, которые стояли и лежали в нелепых позах у стен помещения.
А еще Ксения поняла, что сама она связана и сидит в офисном кресле.
Как она здесь оказалась? Что с ней случилось?
Ксения попыталась вспомнить — и постепенно мозаика прошедшего дня сложилась в ее памяти. Она вспомнила, как вышла из турфирмы, как зашла пообедать в итальянский ресторанчик, как к ней подсел мужчина с волчьими ушами…
А потом все заволакивала белесая дымка. Дымка, сквозь которую проглядывало то же самое мужское лицо… и заостренные волчьи уши…
— Ну, так лучше? — Незнакомец подошел ближе, выступил на свет, и Ксения узнала его.
Точнее, узнала его уши.
Заостренные волчьи уши, выглядывающие из-под волос.
— Кто вы? — проговорила Ксения слабым голосом. — Что вам от меня нужно?
— А ведь ты похожа на нее! — отозвался незнакомец со странной, печальной интонацией.
— На кого? О ком вы говорите?
Вдруг лицо его изменилось, сквозь него проступили какие-то детские черты, черты обиженного, капризного ребенка.
— Ты всегда любила его больше, чем меня! Ты всегда хвалила его! Все, что он делал, тебе нравилось, а меня… меня ты всегда ругала! Ты была ко мне несправедлива!
Он заметался по помещению, то скрываясь в тени, то выбегая на яркий свет прожектора, размахивал руками и что-то несвязно, нечленораздельно бормотал. И его тень металась по стенам, как второй человек — гротескный, с длинными руками и ногами…