Заключенные в казематах еще около часа слушали истошные вопли. Но здесь этим никого не удивишь: чужие мучения давно стали частью арестантского уклада.
Адриан не любил бывать в гостях у архижреца. Дом его был грязен, а для зажиточного человека убранство двухэтажного терема было чрезвычайно убогим: минимум мебели, несколько стеллажей со старинными книгами и целые горы религиозной атрибутики.
Отец Васимар был древним стариком, но каким-то чудом он сумел сохранить остатки былой мощи: высокий как тополь, крепкий как скала. Он до сих пор вставал раньше петухов, чтобы облиться холодной водой, сам рубил дрова и вместе с вольнонаемными разгружал возы с едой для приходской столовой. Нищие боготворили его, богатые несли ему деньги, а старейшины-шоршеткалоки тихо ненавидели.
Архижрец суетился. Из разных мелких шкатулочек и мешочков он выуживал амулеты и повязывал их на одежде — сначала своей, а затем и капитана. Он хотел было надеть бусы из лапок бесов на шею Мыреша, но степняк отстранился, неодобрительно цокнув.
— Это тоже колдовство, отец поднебный, пусть и незлое. Нам вера любое запрещает.
— Как хочешь, — архижрец пожал плечами, — но обереги лично мне не раз спасали жизнь, да и капитану тоже. Советую подумать. Дорога дальняя и опасная.
Мыреш неодобрительно фыркнул и отвернулся к окну.
Деревянная дверь со скрипом отворилась, и на пороге, впустив в тепло кусочек метели, стояли Вечек и молодой мужчина в синих штанах и драном полушубке. Они были похожи, но тот — в синих штанах — был бородат, худ и жилист.
— Бес ты глиноголовый! — отец Васимар неодобрительно покачал головой. — Зачем босоногого привел?
— Познакомьтесь… — Вечек пристыженно переминался с ноги на ногу. — Это Слободан, мой родной брат.
Старшина крутанул пустым барабаном револьвера и щелкнул курком.
— Это хороший человек, отец Васимар. Ты не смотри, что без обуви. Когда колдун-смертовод обманом проник в наш город двадцать лет назад, он хорошо себя показал. Беса ловит ловко! И что-то твой двоюродный брат тогда не постеснялся брать деньги у акробатов, когда те заказали заупокойную по своему атаману.
— Слышал я эту историю, — отец Васимар скривился, — это давно было, нынче времена другие.
Несмотря на плохо скрываемое презрение, отец Васимар все же повязал несколько оберегов на руки и шею акробата. То же самое он проделал и с Вечеком.
— Слободан знает, как ходить по болоту. Есть топи, что зимой снегом заносит, но замерзать не замерзают. Брат уже четверть века по болотам демона бьет. Уж кого, как не его брать в проводники?
— Я только за, — сказал капитан, снаряжая револьверы, — Мыреш говорит, что Гнилов лес хорошо знает, да он в нем только летом бывал. А Клан Неба и зимой на демона ходит.
Отец Васимар тяжело вздохнул и окинул взглядом гостиную: седой капитан возился с четырьмя револьверами, безумец Вечек снаряжал свое нежно любимое ружье и проверял гранаты, здоровенный степняк точил топоры. Один лишь акробат молча уселся в углу и лениво наблюдал за всей этой сутолокой.
— Да уж, компания у нас собралась… — проворчал архижрец.
— За что, пан капитан!? Ты мне не доверяешь? Я столько лет отпахал в страже верой и правдой… И вместо меня ты берешь с собой сраного степняка и этого психа, который не прочь трахнуть свое ружье?
— Не забывайся, старшина! Я все еще твой командир. Не пори горячку, что ты как баба? На тебя подчиненные смотрят!
— Виноват, — Радонич прочистил горло. — Но ведь как, пан капитан? Мы ведь столько лет плечо к плечу, сколько демонов-полудемонов искромсали, колдуна-мертвовода из города вышвырнули…
— И поэтому твое место здесь, старшина. На кого я оставлю стражу? После тебя самый опытный боец — Мыреш. Но кто послушается рядового, да еще и шелудея? Я упустил слепца, я отвечаю за город головой, мне и идти в болота. Ты — надежный тыл, я не встречал еще человека надежнее. Если не вернусь, ты станешь следующим капитаном. У стряпчего готовы все бумаги.
Старшина глядел на Дьекимовича зло и одновременно со страхом. Как же ему хотелось пойти с ними! Как хотелось!
— Открыть ворота! — скомандовал старшина и отдал честь.
Старшина Радонич в окружении стражников наблюдал, как пятеро путников покидают город. Он ощущал себя брошенным и преданным — это говорила обида, но умом он понимал, что капитан поступает правильно.
— А я тебе говорил, пан капитан, что отойдешь от ракии — будешь жалеть! — Мыреш посмотрел на Дьекимовича со смесью грусти и нежности.
— Ты это о чем, воин?
— Ты говорил, что я прирожденный старшина. Но этому не бывать! Никто из нас не вернется домой, ты об этом знаешь.
Шли до первых сумерек, а потом встали лагерем. Продираться сквозь Гнилов лес ночью — самоубийство. Еще днем Мыреш зарубил полудемона, а ловкач Слободан свернул шеи парочке бесов. Лес проверял на прочность непрошеных гостей, как привык это делать сотни лет подряд. Больше никто не нападал, но каждый из путников чувствовал, как за ним наблюдают сотни недобрых глаз.