— Я ведь из-за Вечека акробатом стал. — Лицо Слободана было сосредоточенным. — Мы тогда оба мальчишками были. Я учился в гимназии, Вечек был кадетом корпуса стражи. Он снасильничал девчонку, дочку какого-то беженца. Как назло свидетели нашлись. Не видать бы Вечеку черной униформы, если бы я вину на себя не взял. Мы же на одно лицо — сами видели. Вот и выбор у меня был, как у нас говорят, «Либо в казематы, либо в акробаты». Столько надежд было, столько планов… Я пожертвовал своей судьбой ради брата, а он сегодня отдал должок.
— Небо не всегда признает благородство, — устало вздохнул архижрец, — иногда синеву затягивают грозовые тучи, и Небо становится черным. Но даже в грозовой туче есть добрый урок: дождь, исторгнутый этой тьмой, питает жизнь, дает ей силы. Вот так и с братом твоим, босоногий: был безумцем, но достойным защитником своего отечества. Тебя спас. Небо простит, и ты прости, на душе легче станет.
Слободан кивнул.
— Жижи наглотался, вот и болотнянку подцепил. — Мыреш потрогал лоб капитана тыльной стороной ладони: горяченный! — Лечение нужно, иначе ближайшие дни на ноги он не поднимется.
С этими словами степняк скинул с себя исподнее и повесил на ветку возле костра. Порывшись в котомке, достал маленькую баночку жира, зачерпнул немного. Из мешочка сыпанул в ладонь какой-то травы и смешал с жиром, а потом стал быстро-быстро растирать по коже пахучее месиво.
Под удивленные взгляды архижреца и акробата он забрался в спальный мешок и крепко обнял Дьекимовича.
— Вместе с моим теплом пропотеет, жир даст еще тепла немного. А там уж травы возьмутся. Завтра хотя бы идти сможет.
Слободан всю ночь простоял на часах. Ему не привыкать: когда атаман объявлял долгую охоту, бывало, и по три-четыре ночи не спал. А сейчас сам случай бодрил: в темноте сверкали глаза, множество голодных глаз… Лагерь по-прежнему окружал непроницаемый щит: амулеты и молитвы отца Васимара творили настоящие чудеса. Но старику явно было погано! Он весь как-то осунулся, будто бы состарился еще на десяток лет и ростом ниже стал. До самой зари он так и просидел на пенечке, тихо бормоча себе под нос.
Мыреш все же разложил палатку недалеко от костра и уволок в нее капитана. Несколько раз за ночь он повторял свой ритуал с травами и обтиранием.
— Тебе нужно все время молиться, чтобы эти штуковины работали, отец поднебный? — спросил Слободан.
— Нет, достаточно одного раза, пока не снимешь. Я за нас молюсь. — Из складок плаща показалась трясущаяся морщинистая рука, в ладони старика разгорался голубой шар.
— Небо высокое…
— Да, — старик кивнул, — он близко. Вот только кто — он? Я знал, что Сердце не даст нам точного результата, как и не знаю я, скольких старших демонов может прятать болото.
— Поспать тебе надо, отец поднебный. Так и ноги протянуть недолго.
— Мне и так недолго осталось, босоногий. Нам главное найти эту проклятую ведьму. Одна она сейчас осталась, щуры знатно подсобили ее войско-то в грязи сварить! Может и остался кто еще помимо нее, да это по пальцам пересчитать. Моя сила в этих амулетах живет, — архижрец обвел поляну широким жестом, — не по зубам она им!
Акробат сел рядом на корточки и запалил трубку с изрубленной травой-бодрецом. Кисловатый дымок приятно щекотал ноздри.
— Покури, отец поднебный, полечге станет.
Архижрец принял трубку, глубоко затянулся и выпустил дым носом. И вправду стало легче.
Адриан пришел в себя только к обеду. Он с искренним удивлением заглянул в глаза степняка, пока тот обнимал его своими ручищами.
— Мыреш, — просипел капитан. — Я из-под тебя не вылезу. Пусти, будь другом.
Степняк развел в стороны могучие руки, и капитан пулей выскочил из палатки. Он спешно натянул портки и начал собирать одежду, развешанную на ветках.
В голове у капитана гудело, в горле — будто песка наглотался, каждая косточка болит. Но он все же был цел, а главное — были силы идти.
Кряхтя, капитан оделся, проверил портупею с револьверами и накинул форменную шинель.
— Спасибо, Мыреш, поставил на ноги. Но больше такого не надо. Я и в аду бы не хотел валяться с голым мужиком в одном спальнике.
Все прыснули со смеху. Степняк слабо улыбнулся.
— Собираемся. Нечего землю зазря греть. Доставай свой шар, отец поднебный. Надеюсь, в этот раз он куда надо выведет.
Пахло подгнившим деревом, легкий ветерок приятно обдувал коротко стриженую голову. Слепец понял, что его держат в каком-то сарае. Вездесущая солома лишь подтвердила эту догадку.
Калека осторожно встал. Вытянув руки, он сделал несколько шагов и уперся в холодную металлическую сетку.
— Я не хочу делать тебе больно, сынок, — сказал человек по ту сторону клетки. Голос его не был знакомым, говорил он с сильным чизмеградским «оканьем». — Лучше тебе отдать то, что она просит. Ты же знаешь правило: только по добровольному согласию.
— Нет!
— Подумай, мальчик. В моих силах выправить тебе гражданство Чизмеграда. У тебя будет свой дом, ты ни в чем не будешь нуждаться. Просто отдай свои руки! Клянусь, ты испытаешь великую радость, избавившись от них! Просто представь: больше не увидишь чужую смерть.