Медики, изменившие мир

Александра Малиновского и предоставил ему возможность заниматься медициной в своем институте. Позже он возьмет под свое крыло сына выдающегося хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого (архиепископа Луки), объявленного врагом народа. Владимир Петрович однажды сам попал в НКВД по доносу о якобы участии в подготовке вооруженного восстания. Абсурдность обвинений настолько поразила врача, что он согласился подписать признание, лишь бы быстрее все закончилось. Судя по всему, только помощь кого-то из его высокопоставленных пациентов (в их числе был и сам Сталин) уберегла Филатова от трагической развязки, и дело было закрыто.

После того как началась Великая Отечественная война, Филатов и его коллеги эвакуировались в Пятигорск, а затем в Ташкент. В эвакогоспиталь поступало огромное число раненых с повреждением глаз и лица. Врачи трудились сутками, практически без перерывов. Филатов по природе был неисправимым оптимистом (ему принадлежала крылатая фраза «Пессимизм у постели больного бесполезен»). Так и исход войны, похоже, у него не вызывал сомнений. В 1942 году, когда страна несла огромные потери, а армия была вынуждена оставлять рубеж за рубежом, Филатов в редкие минуты, свободные от работы, вместо того чтобы отдыхать, составлял план научных исследований и писал письма с ходатайством о продолжении деятельности своего института на базе эвакогоспиталя.

Филатов всегда был убежден, что офтальмолог, не владеющий хирургическими навыками, не может считаться полноценным специалистом

В конце сентября 1944 года Владимир Петрович с соратниками вернулся в разрушенную Одессу. Здание института сильно пострадало в ходе боев, но буквально за год силами энтузиастов, руководимых Филатовым, удалось восстановить полноценную научную и врачебную работу. В 1946 году вышел в свет первый номер «Офтальмологического журнала», главным редактором которого стал Филатов, к тому времени действительный член основанной в 1944 году Академии медицинских наук СССР.

Сила угасающей жизни

В 1948 году была опубликована книга Филатова «Тканевая терапия», в которой автор изложил аспекты лечения консервированными тканями животного или растительного происхождения или экстрактами из них. Этот метод основывался на теории, согласно которой в ткани, помещенной в неблагоприятные условия (например холод для животных или отсутствие света для растительных тканей), происходит активация биохимических процессов, в результате чего образуются особые органические вещества (по словам Филатова, «последний резерв угасающей жизни») – биогенные стимуляторы. Эти вещества способны активировать жизнедеятельность ткани, способствовать ее регенерации и повышать сопротивляемость организма в целом. Для тканевой терапии чаще всего используются экстракты алоэ, женьшеня, элеутерококка, лимонника китайского, стекловидное тело глаза, мед и прополис, препарат из рыбьего жира и персикового масла (екорофталмол), мумие, препараты из лиманных грязей – ФиБС, пелоидодистиллят, пелоидин и другие.

В 1931 году при глазной клинике по инициативе Филатова открылся первый глаукоматозный диспансер и станция экстренной глазной помощи. В клинику к Владимиру Петровичу приезжают пациенты со всех уголков страны.

Тканевая терапия и в наше время успешно применяется в медицине и ветеринарии. Несмотря на то что механизм действия биогенных стимуляторов до конца не изучен, официально доказана их эффективность при хронических заболеваниях, инфекциях различной природы и во время восстановительного периода. Консервирование тканей с целью их подготовки к пересадке также активно используется в трансплантологии.

Врач, дарящий свет

Владимир Петрович был искренне верующим человеком. Филатов не побоялся выступить в безбожные 1920-е годы на публичном суде в защиту священника Ионы Атаманского, почитаемого в народе проповедника и целителя, который был канонизирован в 1996 году Имеются сведения, что полученную в 1944 году Сталинскую премию он разделил, направив половину в детские дома, а оставшееся передав на нужды одесского Свято-Димитриевского кладбищенского храма. В письме архиепископу Луке он писал: «Я нередко задумываюсь над вопросом о том, почему жизнь моя так продлена. Вероятно, мне нужно еще поработать на земле либо по науке, либо над самим собой. Думаю, что, скорее, последнее. Но это для меня труднее, чем наука».