Спустя два дня я вернулся в Саутси. Место было прежним, но я был совершенно другим. У меня будто выросли крылья за спиной, появилась внутренняя уверенность в своих силах. Особенно на меня повлиял долгий разговор с Малкольмом Моррисом, в ходе которого он заверил меня, что я впустую трачу свою жизнь в провинции и у меня слишком мелкое поле для деятельности. Он настаивал на том, чтобы я оставил общую практику и уехал в Лондон. Я ответил, что пока ни в коей мере не уверен в своем литературном успехе и что не могу вот так запросто отказаться от медицинской карьеры, которая стоила моей матери таких жертв, а мне – стольких лет учебы. Тогда он спросил, есть ли какая-нибудь особая отрасль профессии, на которой я мог бы сосредоточиться, чтобы отвлечься от общей практики. Я сказал, что в последние годы интересовался офтальмологией и развлекался тем, что исправлял рефракцию и заказывал очки в Портсмутской глазной больнице под руководством мистера Вернона Форда.
– Что ж, – сказал Моррис, – отчего бы тогда не выбрать офтальмологию? Поезжайте в Вену, поработайте там полгода, возвращайтесь в Лондон и принимайтесь за дело. У вас и деньги будут, и времени на литературу будет хватать.
Я вернулся домой, поглощенный мыслями об этом предложении, и поскольку моя жена была вполне согласна, а Мэри, наша маленькая дочь, уже достаточно подросла, чтобы остаться с бабушкой, казалось, на этом пути не было никаких препятствий. С закрытием практики не было никаких проблем, поскольку она была настолько незначительной по размеру и такой чрезвычайно личной, что продать ее другому врачу не было никакой возможности, и ее просто пришлось ликвидировать [19].
Тогда можно было принять за факт, что какое-то время мы могли жить моим писательством. Вначале для этого нам требовалось несколько сотен фунтов. Следующим шагом была бы тихая продажа практики. За нее можно получить две-три сотни. Затем я должен был бы оставить мебель в спальне и гостиной у миссис Хокинс, а остальное продать, возможно, тому, кто купит саму практику, и засим я мог удалиться. Сначала нужно было поехать в Лондон и освоить офтальмологию там. Затем – Берлин. Дальше – Вена. После – Париж. На протяжении всего этого периода пришлось бы жить на вырученный капитал и писательский гонорар. После обучения я должен был снова вернуться в Лондон и начать практику глазного хирурга, а литература должна будет по-прежнему кормить всех нас. Здесь, моя дорогая, стремиться особо не к чему. Шансов на успех нет. Будь у меня много пациентов, практика убила бы во мне писателя. А став узким специалистом, я мог бы зарабатывать, и у меня оставалось бы время на книги, ведь работать можно из дома, да и платят за это очень хорошо [38: письмо к сестре Лотти Конан Дойл без даты].