Медленное убийство

В машине было тепло, и я даже немного подремала на заднем сиденье. Предупрежденная охрана, проверив мои и водителя документы – я, конечно же, предъявила паспорт, а не удостоверение частного детектива, – пропустила нас на территорию и объяснила, как проехать к нужному дому. Выйдя из машины, я услышала недалеко веселые детские вопли и только усмехнулась – вот ребятишкам счастье-то привалило в виде дополнительных каникул. Я нажала кнопку звонка видеодомофона, и замок тут же щелкнул, давая понять, что можно входить. Что я и сделала, но тут же остановилась – на дорожке к дому стоял здоровущий алабай и с большим интересом смотрел на меня, не иначе как прикидывал, какова я на вкус. Тут дверь дома открылась, в проеме показалась молодая женщина с забинтованной лодыжкой, в длинном халате и накинутом поверх него пуховом платке.

– Джим! Нельзя! – крикнула она, а потом пригласила меня: – Проходи, он не тронет.

Поняв, что тревога была ложной, псина опять начала нарезать круги по двору, радуясь выпавшему за ночь снегу, а я бочком-бочком прошла в дом и попала сразу в большой холл. Остановившись, я стала с интересом рассматривать Настю, так неожиданно ставшую моей подругой. Ну, что сказать? Красавицей она не была. Самая обыкновенная женщина лет тридцати с хвостиком. Ухоженная, конечно, но не холеная: на руках свежий профессиональный маникюр, волосы покрашены дорогой краской явно в салоне, а не у себя дома в ванной, да и халат был не фланелевый, производства Покровской швейной фабрики. Но вот впечатления изнеженной великосветской тусовщицы, что ей по статусу было положено, она никак не производила. Она была, как и говорил Шестопалов, жена, причем не как выставка достижений мужа – понимай, драгоценностей, нарядов и автомобилей, – а верная спутница для долгой и счастливой семейной жизни.

В холле, выполнявшем также роль гостиной, напротив висевшего на стене огромного плазменного телевизора стоял диван, на котором лежали подушка и плед – Настя ночевала явно на нем. Перед ним – журнальный столик с уже приготовленными к моему приходу альбомами с фотографиями и два кресла. Другой мебели было немного: пара кушеток вдоль увешанных картинами стен и несколько тумбочек там же, на которых стояли очень красивые вазы и прочие безделушки. Был там и горевший, совершенно натуральный, а не декоративный камин, закрытый для безопасности жаропрочным прозрачным экраном, над которым на полке стояли явно старинные часы. Перед ним также поставили два кресла «лицом» к огню и небольшой столик между ними. Довершал картину лежавший на полу и закрывавший его почти весь пушистый ковер, выглядевший сейчас очень неприглядно. Вешалки или шкафа для верхней одежды поблизости не было, и я вопросительно посмотрела на хозяйку.

– В кресло брось, – предложила она. – И разуваться не надо, а то только ноги о ковер испачкаешь. Тут ночью так натоптали, что хуже уже не будет – весь поселок ведь сбежался. Охали, ахали, причитали, как будто Леше от этого могло легче стать. Хорошо хоть детей не разбудили, а то тут еще и реву было бы! – Она даже помотала головой. – Хотя, ты знаешь, могу предложить гостевые тапочки.

Сильно хромая на забинтованную ногу – выходит, она ее действительно подвернула, – и, держась за стену, она успела сделать только пару шагов куда-то в глубь дома, когда я, снимая шубу, остановила ее:

– Не надо! Перебьюсь! – и спросила: – Сильно болит?

– Уже легче, а в первый момент аж искры из глаз полетели. Но это же в больнице было, так что мне мигом и рентген сделали, и ногу перебинтовали, а потом такси вызвали, чтобы я домой доехать смогла.

– Но если ты мужа в больницу сопровождала, то с кем же дети остались? – удивилась я.

– С Верой Сомовой – они справа от нас живут. Я ей с дороги позвонила, и она к моему возвращению мне уже лежбище здесь устроила, потому что на второй этаж я не поднялась бы.

– А сейчас дети где?

– Да у нее же. Она утром пришла и забрала их к себе. Их дети с нашими дружат, вот она там их всех скопом завтраком покормила и во двор играть отправила.

– Да, слышала я, как они бесятся. А ты сама что-нибудь ела?

– А мне сейчас до еды? – вопросом на вопрос ответила Настя. – Когда и нога болит, и нервы на взводе? А! – горестно махнула рукой она. – Я, как из больницы вернулась, прилегла здесь ненадолго, а потом тебе позвонила.

– Я тоже позавтракать не успела. Пойдем, я тебя покормлю и сама поем, – предложила я. – Кофе-то хоть настоящий в доме есть?

– Есть даже кофеварка – я делаю себе, когда Леши дома нет – ему же нельзя.

– А обычной турки не водится?

– Где-то была, но искать будешь сама.

– Ох, беда с этой малой механизацией, – вздохнула я. – Ну, веди в кухню!

Предвидя, что разговаривать со мной она будет, лежа на диване, я собралась положить шубу в дальнее от него кресло, где валялась очень симпатичная мягкая игрушка – то ли медвежонок, то ли собачка, которую я решила перенести на одну из тумбочек. Но, когда я протянула к ней руку, «игрушка» вдруг моргнула, вскочила на лапки и возмущенно тявкнула. Я застыла на месте, а Настя спокойно объяснила: