Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе

Всю зиму Дидро провел в Петербурге, но уже ранней весной он засобирался в дорогу. Король Швеции Густав III и прусский император Фридрих II наперебой приглашали его заехать к ним на обратном пути, но Дидро отказался от визитов, сославшись на нездоровье, и поехал домой через Дрезден. Фридрих II был так рассержен нежеланием Дидро проехать через Берлин, что унизился до сочинения против него ругательного памфлета. Он написал, что никогда не мог выносить сочинений Дидро, в которых «царствует такое самодовольство и высокомерие, что это стесняет мою свободу». «Вернее, его деспотизм», – не остался в долгу Дидро. Как и Вольтера, общение с царствующими особами уже не привлекало его. К тому же он понимал, что их интересует не столько его скромная особа, сколько содержание бесед с Екатериной II, особенно после побед русского оружия на Востоке. Война с Турцией завершилась блестящей победой России: 7 июля 1774 года был заключен мир с турецким султаном, по которому Россия получила Большую и Малую Кабарду, Азов, Керчь, Еникале и Кингсбург. Крым получил независимость от Турции. Русским кораблям было предоставлено право свободного плавания по турецким водам. К тому же Порта обязывалась уплатить России четыре с половиной миллиона рублей контрибуции, признала титул российских императоров, объявила амнистию и даровала свободу вероисповедания балканским христианам.

А Фальконе тем временем окончательно решил взяться за отливку памятника. Эта работа не была включена в контракт со скульптором, который должен был только изготовить модель в натуральную величину. Окончательную отливку в бронзе предполагалось поручить профессиональному литейщику. Фальконе, возможно, никогда не взялся за это чрезвычайно сложное и малознакомое ему дело, если бы не постоянные неудачи с поисками литейщика. Все попытки найти такового оказались безуспешными. В результате Бецкому пришлось обратиться за помощью к Фальконе. Скульптор ответил отказом вовсе не потому, что хотел досадить своему врагу, а потому что сознавал все сложности этого предприятия. Но своим отказом он вновь дал повод Бецкому чернить себя перед императрицей, выставляя вздорным и капризным человеком. Екатерина, подозревая скрытые причины отказа, написала ему письмо: «Ответьте, почему Вы не хотите делать отливку? В письме Вашем к г-ну Бецкому нет никаких основательных доводов, и я подумала, что у Вас есть лучшие в запасе. Неужели Вам весело будет смотреть, как другие испортят Вашу работу?» «Но я не литейщик», – отвечал скульптор. Он полностью осознавал все сложности отливки статуи и, понимая, какие трудности его ожидают, твердо решил предоставить это дело специалистам.

Императрица не приняла его возражений. Эта необыкновенная женщина умела вдохновлять своих подданных на самые невероятные подвиги и свершения. Фальконе не стал исключением. «Нет таких препятствий, которых не мог бы победить гениальный человек», – написала она скульптору. И Фальконе начал постепенно вникать в тонкости неизвестного ему ремесла, продолжая, однако, надеяться на то, что все же будет найден настоящий литейщик. Но время шло, а поиски хорошего литейщика не давали успеха. Фальконе не отваживался принять на себя незнакомое ему дело, прежде основательно не изучив его. Дидро высылал ему всю необходимую литературу по литейному делу, и в конце концов Фальконе дал согласие на отливку.

Однако Бецкой продолжал постоянно создавать ему препятствия, мстительно мешая при каждом удобном случае. Отливка статуи теперь стала затягиваться из-за отсутствия нужных материалов. Фальконе был вынужден по самым ничтожным поводам обращаться к императрице, и она в конце концов перестала отвечать на его письма.

Настроение у Фальконе было скверным. Супружеская жизнь у молодых супругов – его сына Пьера и Мари Анн Колло не складывалась, уже полгода, как они спали раздельно. За портреты, написанные Пьером, деньги так и не были уплачены, как и за бюсты, сделанные Колло; задержка эта тоже происходила по вине Бецкого. Пьер намеревался, бросив все, уехать во Францию. В довершение всего в Париже неожиданно умер Коллен, который был хранителем состояния Фальконе и Колло. Поскольку он был также кассиром придворной охоты, король и судебная власть наложили на его состояние печати.

«Итак, все мое добро надлежащим порядком секвестировано, – мрачно шутил Фальконе в письме к императрице. – Дай бог ему выйти оттуда невредимым, чтобы Коллен дела свои оставил в таком порядке, чтобы по взятии королем того, что ему причитается, наследники выдали мне, чем дожить свой век. Все несчастья, без сомнения, должны были свалиться разом. Г-жа Колло, которую я уговаривал остаться здесь до окончания отливки, недавно тоже отправила г-ну Коллену деньги, которые понадобятся ей в Париже, и, таким образом, судьба ее схожа с моею: она просит продлить ей содержание на то время, когда я не смогу ее поддержать. Сын мой, отчаявшись выжидать судьбу картин своих и принужденный теперь ехать немедленно, чтобы узнать положение дел моих, не занял у Голицына деньги, так как надеется получить за картины».