– Ну что стал? Пошли – будем знакомиться. Наша семья самая большая в деревне. Фамилия наша Садко. Есть батька – Степан Иванович, он сейчас с мужиками на дворе хозяйничает. Мужиков у нас много. Все мои братья: Степка, Сашка, Андрейка. А в избе мы прибираем – бабы. Моя матушка – Анастасия Лукьяновна. Остальные бабы мои сестры: Полинка, Юлька, Зинка и Олька, – поведала не по годам смышленая хозяйка.
Тихомир показал на нее пальцем.
Девочка, догадавшись, звонко рассмеялась:
– Я самая младшенькая – Наденька!
Наденька распахнула широкие двери в просторную избу.
Конечно же, избу нельзя было сравнивать с теремом Тихомира Богдановича Канинского, но Тихомир был удивлен.
Первое, что бросилось в глаза, – это только что выскобленный и вымытый дощатый пол, сияющий, словно мрамор, на свету, исходящем из небольших окошек.
Слева от двери, в печном углу, на мощном деревянном основании стояла большая русская печь с лежанкой. Со стороны входа, вплотную к печи, примыкал невысокий деревянный рундук. Над рундуком висела широкая полка, на которой стояла деревянная квашня с тестом.
У печи стояла крепкая, средних лет женщина и пекла пироги.
Увидев Тихомира, она приветливо сказала:
– День добрый. Собирайтесь – уже пироги на подходе.
Тихомир приложил правую руку к груди, поблагодарив хозяйку. Как он понимал, это была Анастасия Лукьяновна.
Марфа начала помогать хозяйке, да так ловко, что Тихомиру казалось, что она тут давно живет.
Разговор женщин был похож на разговор мастеровых на заводе отца, когда каждый понимал друг друга с полуслова, да и без «крепких выражений», ускоряющих работу, как говаривал отцовский стряпчий:
– Анастасия Лукьяновна, где скатерка?
– В кладовке в посуднике. Лавки тоже накрой. Там и тарелки, ложки присмотри.
– Анастасия Лукьяновна, а какие брать?
– К празднику.
– Так и чайные чашки тогда праздничные беру?!
– Бери. Да в подпольницу сходи за солениями. Нет, сама схожу. Присмотри за пирогами.
Марфа не делала лишних движений. Все ее действия были спокойными и плавными, но уже через несколько минут стол был укрыт праздничной самотканой скатертью, и аккуратно, словно под линейку, заставлен простой глиняной посудой с деревянными ложками, и по центру «украшен» медной солонкой на высокой ножке. Марфа все делала совершенно естественно, и Тихомир непроизвольно словил себя на мысли, что Марфа даже более грациозна, чем его прежние жеманные подруги, которые без конца неловко и наигранно «падали в обморок».
Он, без сомнения, любовался ей.
Марфа, чувствуя взгляд Тихомира, раскраснелась и нарочно пошла «изучать» небольшой ткацкий станок в углу.
Степан Иванович, уважительно разувшись в сенях, принес со двора дымящийся самовар.
Все выстроились у стола.
Степан Иванович чинно вымыл руки и лицо в рукомойнике у печи, тщательно вытер руки рукотеркой, а лицо – утиральником, поправил шевелюру, глядя на себя в зеркальце, украшенное вышитым полотенцем. Не спеша осмотрел избу, словно проверял наведенный порядок. Подошел к настенным часам и передвинул «шишечку» завода на цепочке. Подошел к столу. Все дети, как по команде, продемонстрировали ему чистоту рук перед обедом.
Хозяин довольно кивнул, и все уселись за стол.
Анастасия Лукьяновна принесла из печи и торжественно водрузила на стол медный луженый котелок с кашей.
Все, после батьки, перекрестились на образ в углу.
Марфа наравне общалась с хозяевами. Хранитель, видя, что Тихомир, как иностранец, не понимает многие слова, шепотом объяснял ему на ухо:
– Былица – правдивый рассказ.
– Зыбка – подвесная колыбелька.
– Кузов – плетеная корзинка.
– Лытка – часть ноги ниже колена.
– Росстань – перекресток двух дорог.
– Чугунка – железная дорога.
С обеда путники собрались в путь-дорогу и, поблагодарив за приют и узелок с провизией, тронулись.
Вскоре телегу догнал крестьянский мальчик Сашка, который протянул какую-то одежду и сказал:
– Возьми кожух, ночи в Травне холодные.
В кармане кожушка что-то брякнуло. Тихомир достал тряпицу, в которой лежала небольшая горстка мелких денег.
Хранитель бросил взгляд на деньги и сакраментально произнес:
– Да-а, русская душа: последнюю рубаху снимет.
Тихомир оглянулся на мальчонку, который улепетывал в сторону деревни.
Марфа рассмеялась тому, что Тихомир снова ничего не понял, и очень просто объяснила ему названия месяцев года «по-народному»:
– Январь – Просинец, в это время небо ясное и синее.
Февраль – Сечень, время рубки леса для новых полей и новых изб.
Март – Березень, время набухания почек берез.
Апрель – Цветень, время цветения.
Май – Травень, время роста травы.
Июнь – Червень, в это время появляются красные ягоды и цветы.
Июль – Липень, время цветения липы.
Август – Серпень, время жатвы.
Сентябрь – Вересень, время цветения вереска.
Октябрь – Листопад, время листопада.
Ноябрь – Грудень, время груд замерзшей земли.
Декабрь – Студень, время стужи и морозов.
Хранитель слушал объяснения Марфы и сказал Тихомиру:
– Марфа все правильно говорит, но есть и более древние русские названия месяцев. И есть другие объяснения этих названий. Но об этом ты узнаешь, когда будешь готов.