Медведь и соловей (ЛП)

Но плач продолжался. Два или три раза. Алеша подходил к двери. А потом Вася прошла сама. Она, казалось, увидела белый блеск между изб крестьян. Она моргнула, и ничего не было.

Вася прошла к печи и заглянула в нее. Домовой был там, прятался в горячем пепле.

— Она не войдет, — выдохнул он в треске огня. — Клянусь, она не может. Я ее не впущу.

— Ты так говорил в тот раз, но она вошла, — сказала Вася едва слышно.

— Комната пугливого человека — другое дело, — прошептал домовой. — Там я не могу защитить. Он отрицает меня. Но сюда она войти не может, — домовой сжал кулаки. — Она не пробреется.

Наконец, луна поднялась, они пошли в кровати. Вася и Ирина прижались друг к другу, укутались в шкуры, дыша в темноте.

Вдруг плач стало слышно вблизи. Девушки застыли.

В их окно поскреблись.

Вася посмотрела на Ирину, глаза у той были открыты, она была напряжена.

— Звучит, как…

— О, не говори, — взмолилась Ирина. — Не надо.

Вася слезла с кровати. Она невольно коснулась кулона на груди. Холод обжигал дрожащую ладонь. Окно было высоко, Вася забралась и открыла ставни. Лед на окне искажал двор.

Но за льдом было лицо. Вася увидела глаза и рот — темные дыры — и костлявую руку, прижатую к замерзшей раме. Существо плакало.

— Впусти меня, — выдохнуло оно. Раздался скрип ногтей по льду.

Ирина скулила.

— Впусти меня, — шипело существо. — Мне холодно.

Вася рухнула, не удержавшись, и растянулась.

— Нет. Нет… — она вернулась к окну. Но там теперь никого не было, луна сияла над пустым двором.

— Что там было? — прошептала Ирина.

— Ничего, Иринка, — рявкнула Вася. — Спи.

Она заплакала, но Ирина не видела.

Вася вернулась в кровать и обвила руками сестру. Ирина молчала, но долго не спала и дрожала. Потом она уснула, и Вася убрала руки сестры. Ее слезы высохли, лицо было решительным. Она прошла на кухню.

— Думаю, мы умрем, если ты пропадешь, — сказала она домовому. — Мертвые ходят.

Домовой высунул уставшую голову из печи.

— Я буду держаться, сколько смогу, — сказал он. — Посиди сегодня со мной. С тобой я сильнее.

* * *

Три ночи Петр не возвращался, и Вася оставалась в доме и сидела с домовым. В первую ночь она слышала плач, но ничто не приближалось к дому. На вторую ночь стояла идеальная тишина, а Вася ужасно хотела спать.

На третий день она решилась попросить Алешу посидеть с ней. Тем вечером пылал кровавый закат и угас, оставив голубые тени и тишину.

Семья задержалась на кухне, спальни казались холодными и далекими. Алеша точил копье в свете печи. Лезвие в форме листа отбрасывало отблески на стены.

Огонь догорал, кухня была в красном сиянии, и снаружи прозвучал низкий вой. Ирина прижалась к печи. Анна вязала, но была потной и дрожала. Глаза отца Константина были огромными, было видно белки, он шептал под нос молитвы.

Приблизились шаркающие шаги. Все ближе и ближе. А потом у окна раздался голос:

— Темно, — сказал голос. — Холодно. Открой дверь. Открой, — а потом — тук — тук. Стук в дверь.

Вася вскочила на ноги.

Алеша сжал древко копья.

Вася прошла к двери. Сердце колотилось в горле. Домовой был рядом с ней, скрипел зубами.

— Нет, — выдавила Вася, губы немели. Она впилась пальцам в рану на ладони, прижала окровавленную ладонь к двери. — Прости. Дом для живых.

Существо на другой стороне взвыло. Ирина уткнулась лицом в колени матери. Алеша вскочил на ноги с копьем. Но шаги пропали. Они вдохнули и переглянулись.

А потом раздались вопли испуганных лошадей.

Не думая, Вася распахнула дверь, хотя четыре голоса кричали.

— Демон! — визжала Анна. — Она его впустит!

Вася уже выбежала в ночь. Белый силуэт мелькнул среди лошадей, распугивая их. Одна лошадь была медленнее остальных. Белый силуэт прижался к горлу зверя и повалил его. Вася закричала на бегу, забыв страх. Мертвая подняла голову, шипя, и свет луны упал на ее лицо.

— Нет, — Вася застыла. — О, нет. Дуня. Дуня…

— Вася, — прохрипело существо. Голос был хрипом трупа, но и голосом Дуни. — Вася.

Это была и она, и нет. Кости были там, облик и одежда для похорон. Но из носа текло, губы впали. Глаза были пылающими дырами, рот стал черной дырой. Кровь была в морщинах на подбородке, носу и щеках.

Вася собрала смелость. Кулон холодно пылал на груди, она обвила его свободной рукой. Ночь пахла горячей кровью и гнилью. Она подумала о темной фигуре рядом, но не оглянулась.

— Дуня, — сказала Вася. Она старалась говорить ровно. — Уйди. Ты натворила достаточно зла.

Дуня прижала ладонь ко рту, слезы текли из ее пустых глаз, хоть она и скалилась. Она пошатнулась, дрожа, жуя губу. Казалось, она хотела заговорить. Она шагнула, рыча, вперед, и Вася попятилась, ощущая зубы в горле. Упырь завизжал, она отпрянула и побежала как собака в лес.

Вася провожала ее взглядом, пока она не затерялась в свете луны.

Лошадь у ног Васи захрипела. Это был младший жеребенок Мыши. Она рухнула на колени рядом с ним. Его горло было разорвано. Вася прижала ладони к ране, но черный поток все равно бежал. Она ощущала смерть, желудок сжимался. Их конюшни она услышала крик боли вазилы.

— Нет, — сказала Вася. — Прошу.

Но жеребенок застыл. Черный поток замедлился и остановился.