Медвежье солнце

– Лыськова, – сварливо произнес Алмаз, – неужели ты еще не поняла? Есть предел могуществу мага. После определенного уровня растет лишь резерв. Оттого мы и уходим в узкую специализацию, развиваем ее. Вот этот паразит, – он мотнул головой в сторону Марта, тот сделал невинные глаза, – уже сравнялся со мной в защите, а то и превзошел. Свидерский почти равен мне в боевой магии. Но нас единицы… выскочек. Посмотрите на средний дар: маги живут лишь чуть дольше, чем люди, стареют почти так же. Чтобы уметь больше, нужно быть потомком бога… но у них дар еще у́же, чем у нас. Мощнее, но уже. Проклятие родовой магии. И проклятие нашей магии, классической, – мы обладаем широчайшим спектром возможностей, но есть предел, за который ни один человек пока не шагнул. Нам бы силу их крови и наши возможности… – он расстроенно постучал ладонью по столу. Взглянул на Марта. – К телескопу не подпущу, и не смотри на меня так. Мне еще настройки править; если рядом будешь крутиться, я тебя прибью от злости.

Мартин разочарованно вздохнул.

– Алекс хотел с вами поговорить, Алмаз Григорьевич, – вспомнила Вики. – Есть основания полагать, что Тура катится к концу света. Нежить восстает, стихия смерти иссякает, провалы межмировые становятся чаще. И демоны проявляются… Алекс в трансе видел войну. Многотысячные войска, и думаем мы, что они придут из Нижнего мира. И что все это связано с отсутствием Черного Жреца, Алмаз Григорьевич. Только где он, и как его вернуть, и существует ли он вообще? Не верю, что вы не обсуждали это между собой старшей когортой.

Старик выслушал ее внимательно.

– Конечно, мы говорили об этом, Лыськова, – сказал он спокойно. – Но к старости становишься фаталистом. Могу вас успокоить: вряд ли будет конец света в том виде, в котором мы его представляем, и вряд ли он будет скоро. Я имею в виду разрушение планеты и гибель человечества. Если полностью уйдет стихия Смерти, то исчезнет вся магия, и нам придется приспосабливаться жить без нее. Поэтому я так и тороплюсь узнать больше о Вселенной – ведь после этой возможности не будет. Что касается Туры… Какие-то катаклизмы наверняка произойдут. С севера придут льды, удерживаемые Бермонтом, в Рудлоге снова откроется вулканическая активность, Блакорию затянет болотами, часть суши погрузится в море. Но любая система рано или поздно приходит в равновесие. И наша придет. И до воцарения на Туре потомков богов здесь жили люди и было достаточно земли для них.

– Вы так спокойно говорите об этом, – потрясенно произнесла Виктория.

– Лыськова, – сочувственно сказал Алмаз, – подумай сама. Дело угасания или отсутствия одной из Великих Стихий – не человеческого уровня, божественного. И решить его могут только боги. А мы можем ждать. И держаться. В конце концов, – он грустно усмехнулся, – в каждом из нас достаточно силы, чтобы помочь государям удержать Туру в течение нескольких лет. А там, может, и выплывем.

В тишине огромной обсерватории все это звучало гулко и безнадежно.

– Вот что, – Старов задумался, – пусть Свидерский приходит ко мне завтра, часиков в пять. Расскажет о своих видениях. Черного Жреца мне вернуть не под силу, а вот возможная война беспокоит. Посмотрю, что там предвидение, а что – просто бессмысленные образы. Может, зря он вас пугает. А теперь, – маг взглянул на часы, – уходите.

– Щит восстановить? – спросил Мартин.

– Сам восстановлю, – пробурчал Алмаз. – Убирайся.

И им ничего не оставалось, как уйти.

– Ну? Я угодил тебе, моя прекрасная Виктория? – спросил барон, принимая у волшебницы плащ после того, как они вышли из Зеркала обратно в его спальню. – Выпьешь со мной вина?

– Спать пора, – отозвалась она, и Март понимающе усмехнулся. – Я пойду. И спасибо тебе, Мартин.

– Обращайся, – произнес он ей вслед. Взял недопитую бутылку пива, упал в кресло – да так и сидел, глядя на пожирающий дерево огонь, пока не задремал.

Глава 9

10 декабря, суббота, Бермонт

На юге Бермонта, в замке рода Ровент собрались главы кланов, приглашенные линдмором Ольреном Ровентом. Широкий, крепкий Ольрен держал речь. И его внимательно слушали. Виталисты уже срастили ему руку, сломанную в бою с Демьяном Бермонтом, вылечили ранение в ногу, хоть и хромал он немного. Но Ольрен продолжал оставаться главой одного из сильнейших кланов, и даже сейчас опасно было бы схватиться с ним в бою.

Ни слуги, ни женщины клана не имели доступа в этот зал, да никто бы и не посмел из любопытства или бесстыдства подслушать, о чем говорилось здесь под вой стучащего в окна ледяного горного ветра и треск поленьев в огромном очаге. Слишком скор был на расправу Ровент, и клан он держал в уважении и страхе.

– Братья, – говорил Ольрен, веско роняя слова, – пришла пора думать, как нам быть дальше. Король фактически мертв, хоть и удерживают его, по словам старейшин, на грани жизни и смерти. Но мы-то помним и знаем, что надежды поднять его нет. Кому мы давали клятвы? Живому и действующему королю, славному воину, который доказал свое превосходство и право на трон. Но не сумасшедшему, недееспособному, пораженному бешенством.