Мэйдзин

Вторым кандидатом был шестой дан Го Сэйгэн, давний друг и соперник седьмого дана, но пять лет назад он проиграл мэйдзину с новым фусэки. И даже если бы Го Сэйгэн принимал участие в турнире, он, в то время игрок пятого дана, не смог бы играть против мэйдзина без форы, что никак не соответствовало духу прощальной игры. Кроме того, лет двенадцать назад мэйдзин играл с седьмым даном Кариганэ. И хотя на самом деле это была партия между двумя ассоциациями, «Нихон Киин» и «Кисэйся», седьмой дан Кариганэ, заядлый противник мэйдзина, не отличался талантом к игре. Мэйдзин просто обыграл его – и все. А теперь «непобедимый мэйдзин» хотел сыграть прощальную партию. И эта партия совсем отличалась от игр с Кариганэ и Го Сэйгэном. Ведь если Отакэ победит, то вопрос о наследнике мэйдзина не встанет – нет, это будет конец старой эпохи и начало новой, которая оживит мир го. Отказываться от этой партии – все равно что мешать ходу истории. На седьмом дане лежит огромная ответственность, и зачем отказываться от нее из-за своих чувств и обстоятельств? Отакэ на тридцать пять лет младше мэйдзина – и это на пять лет больше, чем вся его жизнь на данный момент. Он рос в эпоху процветания го внутри «Нихон Киин», совсем непохожую на горькие годы, когда рос мэйдзин. В мэйдзине воплотилась вся история современного го, от его зарождения в эпоху Мэйдзи до недавнего расцвета. И кому, как не его наследникам, с достоинством завершить последнюю партию за шестьдесят пять лет его жизни? Пусть в Хаконэ мэйдзин из-за болезни вел себя своенравно, но он долго и молча терпел боль. Несмотря на плохое самочувствие, перед игрой в Ито он даже выкрасил волосы. На кону была его жизнь. К тому же, если седьмой дан бросит игру, то весь мир проникнется сочувствием к мэйдзину, а седьмой дан сделается мишенью насмешек. Даже если у Отакэ найдутся подходящие оправдания, то все кончится бесплодными спорами и поливанием грязью, и никто не поймет, что послужило причиной на самом деле. Это историческая партия в го, и, бросив ее, седьмой дан Отакэ тоже войдет в историю. Но прежде всего на нем лежит ответственность перед следующими поколениями. Если он откажется играть дальше, публика начнет строить безумные предположения и догадки, чем бы все кончилось. Может ли молодой игрок так вмешиваться в прощальную партию больного мэйдзина?

Я говорил запинаясь, не совсем связно. Однако седьмой дан остался непоколебим. Он не согласился на продолжение игры. Конечно, у седьмого дана имелись свои резоны. Из-за постоянных уступок и покорности в душе у него накопилось недовольство. Он не мог просто согласиться. Игру хотели начать с завтрашнего дня, не считаясь с его чувствами. В таком состоянии он не мог играть хорошо – а значит, лучше всего было не играть вовсе.

– Тогда, может быть, вы начнете послезавтра?

– Я согласен, но не вижу в этом большого смысла.

– Но все же вы согласны на послезавтра?

Я потребовал ясного согласия. И ушел, не говоря ему, что попробую переговорить с мэйдзином. Седьмой дан снова извинился.

Потом я вернулся к распорядителям. Журналист Гои сидел, подперев щеку рукой.

– Он сказал, что не хочет играть?

– Да, он не будет играть завтра.

Секретарь Явата, сгорбившись, оперся на стол.

Я сказал:

– Седьмой дан не против отложить начало партии на день. Я поговорю с мэйдзином и попрошу его подождать еще.

И я пошел к мэйдзину.

– Сэнсэй, я хочу вас попросить об одном одолжении, – сказал я. – Может, будучи простым журналистом, я не вправе, но не могли ли бы вы отложить партию еще ненадолго? Отакэ просит только день. Его ребенок болен, у него жар, он переживает, да и сам страдает от желудка…

Мэйдзин смотрел на меня удивленно:

– Так и сделаем, – сказал он. – Хорошо.

На моих глазах выступили слезы. Я не ожидал согласия.

Я уладил все так быстро, и, не желая сразу же уходить, немного поговорил с супругой мэйдзина. Потом мэйдзин не сказал ни слова ни о переносе игры, ни о седьмом дане Отакэ. Ведь он очень долго ждал и был готов играть завтра. В такой важной партии еще один день отсрочки имел немалое значение. Распорядители даже не могли обсудить это с мэйдзином. Им оставалось только попросить меня. Наверное, мэйдзин знал об этом, но его чистосердечное согласие меня очень тронуло.

Я рассказал об этом распорядителям и вернулся в комнату к седьмому дану.

– Мэйдзин согласился перенести встречу на послезавтра.

Отакэ выглядел удивленным.

– Что же, раз мэйдзин сделал для вас уступку, может быть, и вы уступите ему? – спросил я.

Супруга седьмого дана, держа на руках больного ребенка, вежливо поклонилась. В комнате царил беспорядок.

35

Послезавтра, в назначенный день 25 ноября, игра продолжилась впервые за неделю. На ней присутствовали судьи, шестой дан Онода и шестой дан Ивамото, которые не были заняты на турнире «Нихон Киин».

Мэйдзин сидел как священник – на подушке из красной тафты, с лиловыми подлокотниками. Все члены дома Хонъимбо были священниками, начиная с первого мэйдзина Санса, взявшего монашеское имя Никкай.