Механический принц

— Нет, я просто… — она сделала неопределенный жест руками. — Это все из-за этого дела Мортмена.

— У меня есть вопросы, — сказал Джем, продвигаясь дальше в гостиную и понижая голос. — Не совсем связанные между собой. Габриэль сказал кое-что сегодня во время тренировки…

— Ты был там?

Он покачал головой.

— Софи рассказала мне. Она не хотела рассказывать, но она была обеспокоена, и я не могу винить ее в этом. Габриэль утверждал, что его дядя совершил самоубийство, и что его мать умерла от горя, потому что… ээ, из-за твоего отца.

— Моего отца? — безучастно сказала Шарлотта.

— Очевидно, дядя Габриэля, Сайлас, нарушил Закон, и твой отец узнал об этом. Твой отец пошел в Конклав. Дядя покончил жизнь самоубийства из-за стыда, и миссис Лайтвуд умерла от горя. Согласно Габриэлю: «Фэирчайлдов не волнует ничего, кроме них самих и Закона».

— И ты мне говоришь это, потому что…

— Я задаюсь вопросом, правда ли это, — сказал Джем. — И если это так, возможно, могло бы быть полезно, сообщить Консулу, что Бенедикт хочет заполучить Институт из-за мести, а не из-за бескорыстного желания видеть, что он управляться лучше.

— Это не правда. Это не могло быть правдой. — Шарлотта покачала головой. — Сайлас Лайтвуд покончил жизнь самоубийством, потому что был влюблен в своего парабатая, а не потому, что мой отец рассказал Конклаву об этом. Во-первых, Конклав узнал об этом из предсмертной записки Сайласа. На самом деле, отец Сайласа просил моего отца помочь ему написании панегирика для Сайласа. Похоже ли это на человека, который обвинил моего отца в смерти своего сына?

Глаза Джема потемнели.

— Это интересно.

— Ты думаешь, что Габриэль просто неприятный человек или что его отец лжет ему, чтобы…

Шарлотта не закончила предложение. Внезапно Джем согнулся, как будто его ударили кулаком в живот, в таком жестоком приступе кашля, что его тонкие плечи тряслись. Красные брызги крови забрызгали рукав его жакета, когда он поднял руку, чтобы закрыть лицо.

— Джем… — Шарлотта двинулась вперед с вытянутыми руками, но он, пошатываясь, поднялся на ноги, и отпрянул от нее, вытянув руки, как будто отталкивая ее.

— Со мной все в порядке, — задыхаясь проговорил он. — Все нормально. — Он вытер кровь с лица рукавом жакета. — Шарлотта, пожалуйста, — сказал он разбитым голосом, когда она двинулась к нему. — Не надо.

Шарлотта остановилась, ее сердце сжималось от сострадания.

— Нет ли…

— Ты знаешь, что нет ничего. — Он опустил руку, кровь на его рукаве была как обвинение, и улыбнулся ей милейшей улыбкой. — Дорогая Шарлотта, — сказал он. — Ты всегда была кем-то вроде старшей сестры, на которую я всегда мог надеяться. Ты знаешь это, не так ли?

Шарлотта смотрела на него с открытом от удивления ртом. Это было так похоже на прощание, она просто не смогла бы ответить. Он повернулся и своей обычной легкой походкой пошел по направлению к выходу из комнаты. Она наблюдала за тем, как он идет, говоря себе, что это ничего не означало, что ему не стало хуже, чем было, что у него по-прежнему есть время. Она любила Джема, как и любила Уилла, так же, как она не могла не любить их всех, и мысль потерять его разбивала ее сердце. Не только из-за своей собственной потери, но и из-за потери Уилла.

Если Джем умрет, она не могла не чувствовать это, он заберет с собой все человеческое, что еще есть в Уилле.

* * *

Была почти полночь, когда Уилл вернулся в Институт. Начался дождь, когда он был на полпути на Треднидл-стрит. Он укрылся под тентом Дин и Сын Паблишерс, чтобы застегнуть жакет и туго замотать шарф, но дождь уже попал в его рот — крупные ледяные капли, которые были на вкус, как древесный уголь и ил. Он сгорбил плечи из-за игольчатых жал дождя, когда покидал укрытие под тентом и прошел мимо Банка, направляясь к Институту.

Даже после стольких лет проведенных в Лондоне, дождь заставлял его думать о доме. Он все еще помнил, как идет дождь в сельской местности Уэльса, его вкус свежей зелени, как чувствуешь себя, скатываясь снова и снова вниз по холму, а трава забивается в твои волосы и одежду. Если он закрывал глаза, он мог услышать смех его сестры, эхом звучащий в его ушах.

«Уилл, ты испортил свою одежду. Уилл, мама будет в ярости»…

Уилл задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь стать настоящим Лондонцем, если в самой его крови запечатлелись воспоминания о больших открытых пространствах, бесконечности неба и чистом воздухе. А не эти узкие улицы, забитые людьми, не эта лондонская пыль, которая забивается всюду — в твою одежду, покрывает тонким слоем твои волосы и спадает на заднюю часть шеи — и не этот запах грязной реки.

Он уже дошел до Флит-Стрит. Темпл Бар был виден в отдалении сквозь туман. Улица была скользкой из-за дождя. Экипаж прогрохотал мимо, разбрызгивая колесами грязную вводу на тротуар, когда он нырнул в аллею между двумя зданиями. Теперь он уже мог видеть шпиль Института в отдалении.