Хотя, стоило отметить, что сегодняшний приступ был все-таки куда сильнее обычных. Звон стекла и треск превращаемой в труху слабенькими заклинаниями магии земли мебели был слышен даже с улицы. И присутствие рядом с Пунбелом единственного человека, способного выдерживать его характер вот уже сорок лет, личного секретаря и по совместительству управляющего особняка, мало помогало.
— Господин, прошу, успокойтесь… — старик, начавший свою службу еще при деде Пунбела, с горестным выражением лица проводил взглядом полетевшую вниз по лестнице хрустальную пепельницу.
— Что-то требовать за свою девку, у которой уже вышли все сроки годности и которой я бы побрезговал, даже если бы она сама ко мне в ноги бросилась? — Мягкий даже на вид пуфик взорвался облаком шерсти и тряпок, не выдержав попадания булыжника размером в небольшую дыню. — Ну ладно, он у меня еще получит! Не хочет по-хорошему, будет по-плохому. Инот! Инот! — Поглощенный превращением прикроватной тумбочки в розжиг для камина, Пунбел потерял из виду секретаря, ради собственной безопасности спрятавшегося за угол шкафа.
— Я здесь, господин!
— Пошли кого-нибудь в город, я хочу чтобы Рваный был у меня сегодня же!
Очевидно, что прозвищем Рваный не окрестили бы порядочного и законопослушного человека, так что в вытянувшемся от страха лице Инота не было ничего удивительного. Однако противиться воле своего господина, тем более когда он в таком настроении, было себе дороже, так что старик лишь низко поклонился и поспешил, воспользовавшись легальным поводом, ретироваться на безопасное расстояние.
И, стоило отдать ему должное, несмотря на свой возраст и въевшуюся в кости трусость, порученную ему работу Инот исполнял добросовестно и быстро. Именно поэтому, а еще из-за необычайной для его лет ловкости при уклонении от летящих в голову предметов, старик и продержался на этой должности так долго.
Кличку свою Рваный получил вполне заслуженно. Левое ухо отсутствовало почти полностью, право было рассечено пополам, обе ноздри были рассечены, создавая впечатление что их хозяин постоянно в гневе, словно выпущенный на арену бык. Левую половину лица украшали четыре длинных и глубоких пореза от когтей какого-то зверя, никто не знал какого, каждый раз, напившись, Рваный в красках расписывал историю о своей схватке с дикой тварью и каждый раз это был кто-то новый: волк, пума, росомаха, даже тигр. Потому уже давно ходили слухи, что никакого зверя на самом деле не было и причиной появления этих шрамов является что-то куда более банальное и скучное вроде падения на тяпку или вроде того. Кто-то даже говорил что Рваный сам себя порезал, чтобы выглядеть более устрашающе, но, как бы там ни было, обсуждали это только шепотом и только убедившись, что Рваного нет поблизости, потому что, как бы он не получил свои травмы, человеком он был крайне неуравновешенным и очень любил убеждать окружающих в их неправоте крайне агрессивными методами.
С Пунбелом Нувари Рваного связывали давние отношения, описать которые можно было четырьмя словами: «Ты — мне, я — тебе». Более цивилизованным, было бы, пожалуй, назвать их бизнес-партнерами, но учитывая характер и род деятельности обоих, для них такие слова не подходили. Да и то, что они обсуждали, назвать «бизнесом» повернулся бы язык лишь у последнего проходимца.
.
Бросив на кота недовольный взгляд пациента, который, как и всегда, лучше врача знает о своем диагнозе, Сын Монарха все-таки сделал несколько высоких приседаний, однако всем своим видом постарался показать всю бессмысленность и глупость данного упражнения. От взгляда Лаза это не укрылось.
—
— Ладно… — Десяток нормальных приседаний и несколько упражнений на разминку были наградой Лазу за настойчивость.