Механика небесной и земной любви

– Надо же, какой он стал честный, правду возлюбил. Сдается мне, что до настоящей правды тебе как до неба. Ты ведь жить не можешь без вранья. Ладно, как знаешь, только имей в виду: я своего не уступлю.

Не отвечая, Блейз следил за тем, как она старательно, по одной, устанавливает розы в темно-красной вазе. На Эмили было что-то летнее, ситцевое – не то халатик, не то платье, совсем простенькое, светло-зеленое, с белыми маргаритками. В кои-то веки она уделила своей внешности чуть-чуть внимания – и даже при ясном утреннем свете выглядела прекрасно: аккуратная мальчишеская стрижка, на бледном матовом лице пронзительно-синие глаза с насмешливыми искорками в глубине. Не совсем понимая суть этой насмешки, Блейз все же догадывался, что в общем, несмотря на только что прозвучавшие слова, Эмили настроена достаточно благосклонно. Со своей стороны, он всячески старался скрыть неподобающее облегчение, которое, чего доброго, могло подействовать на нее как красная тряпка. Малейшие проявления доброты со стороны обеих женщин казались ему великими дарами; он чувствовал себя богатым и смиренным, и две его женщины, как никогда в жизни, притягивали его к себе, словно были наделены божественной, магической властью. Он ловил каждое слово Эмили, каждый ее жест так, будто вся его жизнь зависела от того, что она сейчас произнесет.

– Видишь ли… – Пощекотав последней розой нос невозмутимого Бильчика, Эмили поставила цветок в вазу и отступила на шаг, чтобы полюбоваться своим творением. – Не верю я, чтобы ты так быстро отказался от старых привычек. Подсовываешь мне очередную полуправду, только бы я успокоилась, а сам опять стараешься незаметно загнать меня в тот же угол – потому что тебе так удобно. Значит, меня ты любишь особенной любовью, а она тебе просто дорога, я тебя правильно поняла?

– Да, но…

Блейз сник.

Безжалостное утреннее солнце осветило убожество знакомой гостиной, которую Эмили, в своем новом непостижимом умонастроении, вылизала и вычистила. Блейз вдруг осознал, что он впервые видит цветы в этой комнате. Почему за все годы ему ни разу не пришло в голову принести сюда букет цветов?

– Хотя не важно, – сказала Эмили, смущая его той же загадочной насмешкой в глазах. – Не волнуйся. При желании я, конечно, могу скрутить тебя в бараний рог – но не буду. Не сегодня, во всяком случае. Я понимаю, правду ты мне и сейчас не скажешь. Но ничего. Со временем все само прояснится.

– Эм, малыш, только прошу тебя, ты ведь не станешь рассказывать Харриет все про нас… ну, про наш с тобой особый мир? Такие вещи, они же очень личные, только для двоих. Третий все равно не поймет. Харриет, если узнает, расстроится, и только. Это наша с тобой тайна… Так что, не скажешь?

– Может, и не скажу, – усмехнулась Эмили. – Ну хорошо, не скажу, все равно это ничего не даст. Приятно к тому же, если у нас с тобой еще останутся какие-то общие секреты. Что, Харриет намерена рассказывать про нашу веселую компашку всем подряд? Зачем? Твой именитый дружок и так уже все знает. – Под «именитым дружком» имелся в виду Монти, которого Эмили, к немалому облегчению Блейза, кажется, невзлюбила. – А мне что прикажешь делать? Торчать теперь в этой дыре до скончания дней, а вместо развлечения принимать у себя время от времени твою супругу?

– Эм, сначала мы должны как следует все обдумать, не будем спешить. Надо решить, как быть с моей практикой, как быть с Дэвидом.

– Когда я наконец увижу вашего хваленого Дэвида? На фото он просто красавец писаный, тебе до него как до неба.

Блейз успел уже предъявить Эмили фотографию Дэвида. Раньше сама мысль об этом показалась бы дикой, но теперь, на волне новой правдивости, все прошло как-то само собой.

– Скоро, – ответил Блейз. Дэвид был едва ли не самым неясным пунктом «всего этого», как обе женщины обозначали сложившуюся ситуацию. – Надеюсь, они с Люкой подружатся.

– Ну что ж, думаю, повертеться немного в буржуйской среде Люке не повредит. А главное, ты начал наконец шевелить мозгами насчет другой школы. Интересно, что твой старшенький обо мне думает? Наверное, считает меня распоследней шлюхой.

– Ну что ты, конечно нет. Не волнуйся, все утрясется, должно утрястись. Нам же со всем этим жить – вот и давай жить как-нибудь… веселее.

– Веселее, – повторила Эмили.

– Ну пусть не веселее, но хотя бы добрее, спокойнее, не мучая без конца себя и друг друга. По-моему, вы с Люкой в результате всего этого ничего не теряете – только выигрываете.

– Это каким же образом, позволь узнать? Ну, если не считать того, что ты наконец сподобился заняться его школьными делами?

– Вы будете чаще меня видеть.

– Какое счастье.

– Эм, ты же всегда этого хотела – разве нет?

– Не уверена. – Эмили, уже сидя в кресле, разглядывала Блейза так пристально, что ему стало не по себе. – Я не говорила, что хочу тебя чаще видеть. Я говорила, что хочу тебя.

– Ну вот, ты и получаешь меня – и можешь теперь чувствовать себя гораздо спокойнее, чем раньше.

– Ага. Потому что Харриет утвердила мой статус. Грандиозно.

– Не юродствуй, Эм.