Механика небесной и земной любви

– Теперь она будет следить за тем, чтобы ты вел себя гуманно и уделял мне достаточно внимания, да?

– Послушай, разве оттого, что Харриет обо всем узнала и все приняла, тебе стало хуже? Наоборот, твое положение упрочилось, это же очевидно. Все могло обернуться гораздо неприятнее.

– Это если бы Харриет заставила тебя выбирать?

– Да.

– Так она еще может передумать.

– Не может. Она существо нравственное, у нее есть твердые принципы.

– Ну, значит, я могу передумать. Я, как ты знаешь, существо не слишком нравственное, а принципов у меня нет вообще.

– Ты тоже не передумаешь.

– Ты хочешь сказать, что я вряд ли смогу себе это позволить, в моем-то положении. Теперь даже меньше, чем раньше. Ну что ж, пожалуй.

– Эмили, я совсем не то хотел…

– Ничего, не важно.

– Если ты думаешь…

– Я не думаю. В том-то и дело. Я, конечно, произношу какие-то слова, и со стороны мы с тобой, наверное, выглядим как два нормальных человека, сидим и спокойно беседуем – но внутри у меня пусто, понимаешь? Я не знаю, что думаю, я даже не знаю, что чувствую, и понятия не имею, смогу ли я все это вынести.

– Главное сейчас, чтобы смогла вынести Харриет… а она может вынести что угодно. Она – точка опоры для всех нас. Она предсказуема.

– А я нет, – сказала Эмили. – Но как ты верно заметил, всем нам придется вынести, кому что суждено. Зато уж ты у нас счастливчик, дальше некуда. Наверное, чувствуешь себя этаким турецким султаном. Как-никак, обе женщины остались при тебе, и все-то тебе сошло с рук, и сам ты вышел сухим из воды.

– Ты права… прости меня… пожалуйста. И… Харриет ждет тебя на чай, ты обещаешь? Меня дома не будет…

– Ладно, обещаю.

– Только прошу тебя, Эм, не говори ей лишнего, хорошо? Я, конечно, буду рад, если вы подружитесь, но…

– Хорошо, не волнуйся. У меня вообще никогда не было друзей среди женщин.

– А как же Пинн?

– Пинн мне не подруга. Она, может, вообще не женщина. Она феномен. А теперь, прошу тебя, выметайся, я хочу побыть одна.

– Ну до завтра. И не будем больше ссориться, хорошо?

– Никогда?

– Никогда.

– Что-то эта ваша предсказуемость на меня тоску наводит. Ладно, великий турок, проваливай, катись к своей старшей жене.

– Эм, спасибо тебе, я так тебе благодарен, и… Эм, я очень, очень тебя люблю… Ты это знаешь.

– Все, выметайся.

После ухода Блейза Эмили Макхью еще долго сидела в кресле. Взгляд ее упирался в букет бледно-желтых роз, солнечный луч из окна медленно подползал к краю стола. Внутри у нее, как она и сказала Блейзу, было пусто. Она ощущала себя безликой, безвольной, пустой до гулкости. Даже ноющая зубная боль, не оставлявшая ее сегодня с самого утра, находилась как бы не внутри нее, а сонной мухой ползала по комнате. Чувство было такое, будто произошло какое-то великое бедствие – потоп или землетрясение, – однако Эмили, оказавшаяся в самом его центре, каким-то образом не пострадала. Как такое могло быть? Почему ее дом не обрушился, почему он цел? Немыслимо, непонятно. Она была по-прежнему жива, хотя в то же время и мертва. Быть может, она все-таки пала жертвой стихии и теперь превратилась в тень, в привидение? Они с Харриет встречались, обошлось без рыданий и взаимных проклятий. Более того, сегодня вечером она наносит Харриет ответный визит. Невообразимое не только случилось, но случилось тихо, спокойно, чуть ли не естественно. Да что же такое с ними со всеми, в своем ли они уме – Харриет, Блейз, она сама? Кто всем этим управляет – Харриет? Эмили еще никогда не чувствовала себя такой вялой и безвольной, как сейчас. Будто, не умея производить никаких самостоятельных действий, она могла лишь в оцепенении следить за тем, что происходит вокруг нее и в ней самой.