Он вскочил с места и показал. Шаги в прыжках. Сначала левой, потом правой, и так по кругу.

– И что? Маргарита Владимировна научила?

– Не, я сам. О, пап, смотри, динозавр! – отвлекся Миша, показывая мне пальцем в окно. Там среди гаражей действительно шла какая-то движуха, похожая на мезозой. Мы проезжали Ланскую.

– Да, – согласился я. – Большой. Так как ты научился?

– Сначала не получилось. Маргарита Владимировна посадила меня на скамейку смотреть. Потом снова не получилось. А когда ложились спать днем, я вспоминал, как это делать. Думал, как будто делаю. И на руках попробовал. Вот так.

И он показал мне, как делать подскоки пальцами. Как будто это ножки. Правой, левой.

– И получилось?

– Да. Проснулся и в коридоре попробовал. Раз-два. Как будто всегда умел.

– Маргарите Владимировне показывал?

– Да.

– Похвалила?

– Да.

– Вот это круто! – сказал я, задумавшись. – Молодец.

– О, еще динозавры, смотри! – Миша показывал вглубь Гладышевского заказника, который проносился за окном.

– Точно, – засмеялся я. – Видимо, потому вся эта территория считается особо охраняемой зоной. И не подлежит приватизации.

– Что ты сказал? – переспросил сын серьезно

– Не обращай внимания, так, ляпнул…

Всю пятницу я не находил себе места. Не мог понять, почему.

К вечеру заморосил дождь. Дети уже уснули, а я, идя от озера к дому, заглянул в беседку, где с бокалом вина и книжкой сидела жена. Забрался в беседку и сам. Слово за слово, рассказал ей историю про Мишку.

– Да я знаю, – с улыбкой ответила жена. – Мне Маргарита звонила. А он сказал тебе, что она предложила ему танец без прыжков?

– Нет, – удивился я.

– Говорит, встань сзади с Васей. Там только фигуры. Прыгать не нужно. А он отказался. Сказал, научусь. И тогда она посадила его на скамейку.

– Интересненько…

– Говорит – вначале вообще не получалось.

– Ну, тем слаще победа.

Внутри все что-то дергало. Что? Всю субботу ходил сам не свой. А в воскресенье ближе к обеду понял. Мишка придумал замечательный подход: как сделать так, чтобы получилось то, что раньше не получалось. Для него – подскоки. Для меня – контракт с москвичами на моих условиях. Не идти на компромисс.

Я закрыл глаза и включил воображение. Никаких картин не появилось. Видел, будто я скачу вокруг их юристов. Правой, левой. От радости, подумал я, из-за только что подписанного контракта. Веселуха.

Настоящая веселуха началась в понедельник. Их сторона перенесла встречу на четыре, а в обед мне позвонил их генеральный Петр Иванович и спросил, что за балаган происходит с поставками труб. Мы немного знали друг друга: он раньше работал в структуре, для которой я выполнял некоторые услуги. Петр Иванович выслушал мою позицию по всем пунктам разногласий и чуть помолчал. Потом прохрипел в трубку:

– Знаешь чего. Я тебя наберу чуть позже.

И повесил трубку. Был он очень быстрым и деятельным, и я думал, что звонок последует минут через десять. А он позвонил через пять:

– Да, слушай, там юристы молодые, отрабатывают… По трем позициям – согласен с твоей редакцией. По четвертой – там порядок оплаты, новая финансовая политика акционеров. Здесь ничего сделать не смогу. В принципе, позиция лояльная. В течение семи дней после подписания акта – это нормально.

К этой позиции я придирался специально, чтобы было куда двигаться.

– Если договорились, через час можешь забирать подписанный договор. Мне нужно, чтобы завтра пошел товар. Простои начались. Так как? – продолжил он.

– Согласен, – ответил я после секундной паузы – Через час у тебя будет мой юрист.

– Договорились.

– Только, слышь, отправь Катерину…

– Ничего себе память!

– А то!

– Хорошо.

Я положил телефон на стол. И сделал пару подскоков по кабинету.

Механизмы

«Дорогой, у меня послезавтра каско заканчивается». И конечно же, грустный смайлик. Куда без него.

Дорогой, а в миру – Роман Желтиков, лаконично написал в ответ: «Сколько, милая?» А сам по-детски скрестил пальцы и шепнул, прикрыв глаза: только бы в пределах полтахи… Когда речь заходила о Марине и ее потребностях, юмор и оптимизм обычно оставляли Рому один на один с внутренним калькулятором.

«Пятьдесят четыре», – не замедлила с ответом Nokia, и Рома, закусив губу, тут же включил внутренний калькулятор. Ничего хорошего тот не показал.

Род своей деятельности Рома определял так: «служба в органе исполнительной власти Санкт-Петербурга». Параллельно учился на вечернем юридическом. Кто-то называл его везунчиком, получившим по блату хлебное место. А кто-то – чинушей и взяточником. И это все было правдой. Называли и сволочью, особенно после приема граждан. Вот с этим Рома уже мог поспорить.

Он никогда не скучал в одиночестве. Как только у Ромы появлялась идея, которую хотелось обмозговать, в голове заговаривал внутренний собеседник. Иногда приходилось прерывать его вслух. Сейчас тот шептал: «Сволочь! Ты что, не дашь своей девчонке денег на страховку? Жадюга! Сволочь! Жмот!»

Но Маринка не была «его девчонкой». Рома очень этого хотел. Пока же – ни официального статуса, ни неофициального.