Мехасфера: Ковчег

Морпехи и инки продолжали совершать какие-то деланные движения и с показным видом ходить по лагерю даже после того, как группа рейдеров скрылась за озером. Первым из отряда не выдержала Лима. С присущей женщинам эмоциональностью она разразилась смехом, который сразу же подхватили остальные. Развеселившимся людям вторили своим гоготанием птицы. Большие, как птеродактили, такие же черные, как зимний снег, они круглый год обитали в одних и тех же местах и даже не думали улетать на юг. Те их сородичи, что по привычке отправлялись в теплые страны, подобно фрилансерам древности, попросту вымерли, пали жертвой песчаных бурь средних широт и огромных рад-червей, что вылезают на поверхность с приходом самума. Оставшиеся в живых особи оказались очень странными птицами, но путникам не с чем было их сравнить. Инки не застали нормальных пернатых, а морпехи их никогда не видели. Даже в марсианских зоопарках все птицы вымерли добрую сотню лет назад. Иначе непременно оказались бы обедом голодающего человечества.

— Как там наши на родине? — посмотрел в небо Эхо, когда смех стих и все принялись за дела.

— Неизвестно, — резко ответил Чарли. — За полгода могло произойти все что угодно.

— Им сейчас тяжелее, чем нам.

— Понятное дело. Заткнись, пожалуйста.

Суровый майор не мог позволить себе раскиснуть и оборвал разговор.

Морпехи и инки жарили мясо и спешно засаливали остатки.

— Путь предстоит неблизкий. Надо запастись едой на несколько недель вперед, — кряхтел полковник.

Его руки были по локоть в крови не только в переносном, но и в прямом смысле слова. Мясо с четырех оленьих туш занимало все внутреннее пространство лагеря, окруженного тремя палатками. Кровь маленьким ручьем стекала в ближайшее нефтяное озеро, но не успевала смешиваться с черной жижей — жуткие птицы столпились на берегу и высасывали ее из земли.

— Не у одних нас ужин, — показал на них Куско. — Нате, ешьте.

Он бросил на берег оленьи потроха, и птицы возбужденно заскрежетали. Редко кому в пустоши удается так полакомиться.

— Давайте скорее, — торопился полковник. — Дольше трех часов здесь оставаться нельзя. Заканчиваем с мясом, упаковываем палатки и валим куда подальше.

На засолку ушел мешок соли, любезно оставленный хоккеистами. За пару часов боковые ящики мотоциклов наполнились солониной. Наконец-то голодные люди дорвались до еды. Никогда в жизни инки так не наедались. Морпехи же помнили сытые марсианские ужины, но только в далеком прошлом — последние месяцы они провели на голодном пайке.

— Никогда не думал, что буду объедать рейдеров в дебрях севера, — язвил Чарли.

— Ладно, надо найти безопасное место, а потом будем шутить, — нервничал Альфа. — Местность, конечно, пересеченная да и солнце давно зашло, но чисто теоретически обманутые нами рейдеры уже могут вернуться с подмогой. И мирного разговора с ними уже точно не выйдет. Упаковываем палатки и в путь.

Морпехи мигом разобрались с брезентом, пока знакомые с олениной инки хорошенько досаливали остатки мяса. Через пятнадцать минут небо над ночной пустошью осветили фонари мотоциклов, а грохот двигателей разбудил задремавших птиц. Толстые глушители стояли только для вида и не справлялись со своей главной задачей — глушить звук вырывающихся с огромной скоростью газов. На добрые два километра разлетался грохот, словно ожил проходящий в этих местах фронт тысячелетней давности, но что такое два километра на бескрайних просторах страны нефтяных озер? Ни одна чужая душа не слышала эти звуки.

До поздней ночи ехали изнуренные дорогой, но сытые люди. Они петляли на тот случай, если за ними погонятся уязвленные обманом рейдеры, и только в сорока километрах севернее остановились на ночлег. Нашли приличный грот в скале у озера — место, почти идентичное тому, где они украли еду и палатки.

— В таком и бурю пережить можно, — порадовался полковник.

Наконец-то после трех суток отчаянной борьбы за жизнь отряд из шести измученных путников остановился на отдых. На долгий целительный отдых.

Через несколько часов взошло солнце нового дня, но смертельно уставшие люди плыли в своих сонных коконах на большой глубине океана грез, толща неги которого не пропускала ни единого луча света. На дне тягучей эфемерной субстанции не было ни холода, ни жары, ни смертоносного водяного давления. Даже гравитация обходила те места стороной. Там зарождались и сразу же умирали эмоции, танцуя в хаотичном вальсе пережитых воспоминаний. Всесильное время могло пробиться через любые преграды и даже попадало под толщу дремучего сна, но ненадолго, обрывками. Как своенравный ветер, оно то появлялось, ускоряя течение жизни спящих, то пропадало, отпуская их души на самое дно океана, куда не доходят никакие сигналы от чувств, где не существует ничего. Время — единственный попутчик во сне — позволяло уставшим людям отдохнуть без своего убийственного прикосновения. Путники пребывали везде и нигде одновременно. Разумеется, если не считать часовых.