Мехасфера: Ковчег

Полчаса ушло на обмотку колес цепями и столько же на использование прикладов в качестве саперных лопат. Снег больше не заваливал людей — они откапывались быстрее. Несмотря на многие недостатки, буран нес в себе и одно преимущество — больше не надо было петлять между озер. Толстый слой черного снега разостлал на пустоши ровное одеяло. К тому же он был гораздо плотнее того снега, что привыкли видеть люди тысячу лет назад. Многие его кристаллы состояли не из воды, а из сложных веществ и различных металлов, а потому снег был тяжелым и создавал достаточно крепкий слой.

Колонна из четырех байков медленно продвигалась на север. Скал стало меньше, и на многие километры раскинулась ровная гладь земли. Часы шли за часами, убаюкивая своим мерным ходом. Рокот моторов возобладал над шумом ветра и теперь заглушал его постукиванием клапанов. Еще никогда за время похода отряд не двигался так быстро.

— Вот она, Лапландия, — торжественно провозгласил Эхо, когда они пересекли какой-то одному ему известный рубеж.

Кругом сыпал снег, и невозможно было разглядеть ничего дальше трех метров. Это было на целые три метра больше, чем в начале пурги, поэтому настроение у замерзших путников поднялось. Стихия успокаивалась, а видимость улучшалась. Хорошие на первый взгляд новости омрачались тем, что полярная ночь уже в полной мере вступила в свои права. Из-за этого даже не сразу сделалось понятно, что буря прошла, — тот же самый черный воздух, как при валящем снеге, не давал простора для мысленного маневра, и только когда лица людей перестали ощущать липкие поцелуи стихии, стало ясно, что не снег заслонил собой солнце — оно осталось далеко позади, за линией горизонта. Наступила полярная ночь. Отныне все зависело от надежной работы мотоциклетных прожекторов.

— Доберемся до «Ковчега», вышлю карателям из Пита открытку с благодарностью за эти байки, — посмеивался Чарли.

Он все быстрее разгонялся на ровной, засыпанной снегом долине уснувших на зиму озер. Настоящих озер, а не маслянистых разливов нефтеперерабатывающих заводов. В краю вечной ночи почти не встречались фабрики, не стоял типичный для них мерный шум механизмов. До портового Мурманска оставалась половина пути, и только закованные в цепи колеса мешали в полной мере насладиться внезапным счастьем. Цепи терлись о крылья мотоциклов, искрили бенгальскими огнями и всячески тормозили отряд.

Потом беглецы наткнулись на горы чего-то мягкого, такого же черного, как снег, но упругого, как резина. Они поняли, что быстро до севера не добраться.

— Это шины! — крикнул Эхо. — Тут везде шины.

Не успел он договорить, как потерял равновесие на разбросанных всюду покрышках и грохнулся в самую их кучу. От пружинистости принявшего его в свои объятия материала захотелось смеяться. Эхо мог прыгать на шинах, как на детском батуте, без риска сломать себе позвоночник — редкость для Пустоши. Правда, ноги могли застрять в сквозных дырах нескольких их рядов, поэтому он перестал дурачиться и медленно вылез к байку.

— Светил фонарем? Что впереди? — окликнул его Альфа.

— Все в покрышках. Придется ехать медленно.

— Ну ладно. Нам не привыкать. Главное, что еды тут никакой нет, а значит, и хищников. Зато шины должны хорошо гореть. Думаю, лишний СО₂

этой планете уже не повредит.

Путники жарили мясо, запасы которого уменьшались прямо пропорционально оставшимся километрам. Никаких марсианских датчиков у них не осталось, а компас, понятное дело, не мог разыскать север на планете с пропавшим магнитным полем, поэтому приходилось ориентироваться по звездам, как делали в старину общие предки инков и марсиан.

— Не думал, что нам это пригодится, — ухмылялся Эхо, вычерчивая в воздухе линии между созвездиями. — Какой только ерунде не учили нас в академии, а все оказалось кстати.

На сотню километров растянулись горы засохших шин, произведенных из заменителя каучука. Слой за слоем они несколько раз покрыли землю, и ехать по ним было сплошным мучением. Недавний снег засыпал все ровным пластом, и мотоциклы с трудом, лениво перебирали колесами, пока северный ураган хладнокровно выветривал спасительный песок из резиновых груд. Колеса все чаще стали застревать в образовавшихся полостях. Путники в полярной ночи передвигались все медленнее, со скоростью хромого пешехода, но боялись бросить байки, не зная, какие опасности ждут впереди. Поход через Лапландию растянулся на весь декабрь.

Пришлось вновь вспомнить о самой жестокой из человеческих нужд — о ненасытном голоде. Порции оставшегося мяса уменьшили в два раза, а потом еще в два. Порции стали мизерными. Ехали впроголодь, постепенно падая духом. Порывистый ветер высасывал из путников последние силы, оставляя место для заполняющей любую пустоту депрессии. Питались так мало, что невольно вспомнились события более чем тысячелетней давности.