Мехасфера: Ковчег

Пройдя через детекторы ядерного и химического оружия, путники оказались на площади, лениво раскинувшейся на несколько сотен метров. В свободном пространстве недостатка не было. Даже ссохшийся в десять раз город представлял собой просторную территорию для изрядно поредевшего населения мира.

Когда отряд отошел от ворот на несколько метров, Чарли схватил Лиму за шею и придавил к стене крепости.

— Ты что себе, тварь, позволяешь? Это мы-то рабы? — второй рукой он сжал ее дернувшуюся вперед руку.

С трудом стоявший на ногах Пуно бросился к ним, но Хан удержал друга от напрасных жертв. Куско же отреагировал не так решительно.

— Спокойно, — заговорил полковник, не давая никому снять капюшоны. — Она помогла нам попасть в город. Сейчас мы все в одной лодке и должны действовать заодно. Ты меня понял?

Чарли немного остыл и стал медленно разжимать горло девушки.

— Да, сэр.

Он отступил назад, не отрывая взгляда от пытавшейся откашляться Лимы. Только теперь Куско подошел к ней и дернул ее за руку. Никаких споров с Чарли, никакого выяснения отношений. Даже никакой заботы о будущей жене. И схватил он ее почти так же грубо, как майор.

— Какой план? — спросил он у Альфы.

— Осмотримся для начала, — мудро заключил полковник.

Группа из двенадцати путников двинулась через площадь. По обеим сторонам от них стояли самодельные жилища люмпенов — сложенные, как карточные домики, из кусков пластика и плексигласа, скрепленные цепями. Через реку, на соседнем острове, возвышался коптящий завод по выпуску этих самых цепей и прочих примитивных изделий. Черную металлургию невозможно перепутать ни с какой другой. Весь чертов остров по левую руку от входа в крепость покрывали раковые опухоли производств и метастазы ревущих конвейеров. Нижнюю его часть перекрывали ближайшие к площади здания, но верхушки заводов нависали над ними черной пастью готового к броску каннибала.

Путникам открылись пугающие масштабы города. Он стоял на трех островах, каждому из которых отводилась своя особая роль. На главном острове жили отбросы некогда величественной планеты, они торговали на маленьких рынках и пьянствовали в отвратительного вида борделях. На юго-западе, по другую сторону канала, производились стальные конструкции, двигатели внутреннего сгорания и всяческие цепи — для мотоциклов, приводов и бензопил. Третий остров, на северо-западе от первого, отводился под развлечения. Расклеенные всюду афиши рекламировали зимний сезон гладиаторских сражений. Вход туда ничего не стоил, и разрешалось делать ставки на понравившегося тебе раба. Можно было даже выставлять на бой своих собственных — было бы желание. На разогреве перед битвами на арене планировались гонки на мотоциклах. «Лучшее зрелище на всей Пустоши! Двухколесные бестии из стали, двигателей и цепей, рожденные прямо во чреве Пита!»

Городская жизнь могла бы захватывать дух, не будь такой пугающей и гротескной. Всюду сновали отморозки с оружием, грабили и убивали прямо на глазах у других горожан, а охрана никак на это не реагировала. В отсутствие всяких законов действовал только один — плати за удовольствия или сдохни. Был еще третий вариант — уйти и слоняться по Пустоши, как сотни сошедших с ума изгоев, вынужденных доживать свои дни без пищи, воды и химии в надежде, что им улыбнется удача и получится подстрелить кого-нибудь с ценным хабаром. Тогда они проживут на несколько дней дольше и смогут поиметь на одну женщину больше, чтобы цикл смертей и рождений не прерывался даже в таком испорченном и загрязненном мире. Великая романтика Пустоши, чтоб ее.

Город, как муравейник, петлял многочисленными дорожками и проходами между обвалившихся зданий. Они громоздились друг на друге, как сброшенные в одну выгребную яму скелеты с пустыми глазницами. От домов остались лишь несущие каркасы, торчащие из земли, словно кости древнего динозавра на выставке, собранные воедино и висящие в воздухе благодаря силе стальных цепей. Весь город — настоящий музей древности, а его здания — экспонаты в коллекции потерянного прошлого, настоящего и будущего. Вопреки логике Пит продолжал жить и давать жизнь многим людям в своей особой реальности, где все самое невероятное и безумное на самом деле уже произошло.