На другой же день мы с Петей дождались катера и отправились на ислу Мухерес — островок в получасе от побережья. Но одно название чего стоит — остров Женщин! Любой бы пустился вплавь в самый чудовищный шторм. По дну бы побежал — к острову с таким приветливо-манящим названием.
Педро всю дорогу стоял на носу катера, жадно раздувая ноздри. С таким видом, вероятно, Морган вел свои корабли на абордаж. Хорошо, что я о русалке умолчал.
Не дожидаясь полной остановки катера, он, так сказать, попрал своими ножищами девственную на первый взгляд землю острова Женщин. У меня сердце дрогнуло — что же дальше-то будет?
— Скорее! — потащил меня Петя за руку. — Тут отличных омаров готовят. В чесночном соусе. Давно уж запах чую!
А мне представлялось, что на острове Женщин могут подавать лишь розовые лепестки. Ну в крайнем случае цветы кактуса и спаржу. Но уж омары под чесночным соусом — это слишком! Как-то поблек образ моей русалочки.
Петя уже вовсю выламывал омару суставы, разгрызал коралловый панцирь, восклицая что-то, вроде:
— Омар, лангуста, гигантская креветка! Все хорошо, когда исполинское! А еще лучше, когда цены лилипутские!
Действительно, омарище был огромным, нежным, сочным. Он быстро отвлекал от сентиментально-поэтических воззрений. Перед его царским вкусом меркла даже бирюза Карибского моря. Омар заключал в себе, как в пиратском сундучке с драгоценностями, и эту бирюзу, и колкую красоту рифов, и внезапное дыхание полуденного бриза. И все это входило в нас с Петей, проникало и обволакивало, и делало в конце-то концов некоей частью здешнего островного пейзажа. Неподвижной частью, надо признать.
Мы лишь смогли дотащиться до пляжа и сидели у кромки прибоя, подобно двум тупым утесам, на которых вряд ли что-либо когда-либо произрастет.
Правда, надо отдать должное, у Педро произросли кое-какие мысли — простые, впрочем, как бурьян.
— Знаешь, что мне тут нравится? — убедительно вытаращил он глаза. — Здесь счастливый час растягивается на целый день! За одну цену два омара! И две «Маргариты» за одну!
«Намаргаритились» мы и впрямь — изрядно. Я бы переименовал эту ислу в остров «Маргарит». Все же более внятное название. А то женщин вокруг не видать! Вообще до странности пустынно. Мало обитаемое место. Эта мысль как-то мимолетно кольнула мое сердце, да и зарылась в песок.
— Одно плохо, — вздохнул о своем Петя, — время тут идет куда быстрее. Больно шустрое — уже вечереет!
Ну а мы-то с Петей едва двигали ноги по чистому и ровному пляжу, слушая морское придыханье.
Неподалеку, почти не складывая крыльев, ныряли в море пеликаны. Время от времени они собирались подобием журавлиного клина и устремлялись в какие-то дали, намекая однако, что им ни к чему чужие берега, сейчас вернутся.
А что, спрашивается, нужно человеку, более или менее вольному, как пеликан? Только небольшой домик на берегу Карибского моря. Сидеть в тишине и умиротворенности, глядеть на легкий прибой, ожидая очередного счастливого часа. Кто из простых смертных может сказать, что в течение его жизни каждый Божий день он имел хотя бы один счастливый час? Я не знаю такого человека.
Но вот на острове Женщин, плавно переходя из ресторана в ресторан, возможно, пожалуй, набрать до десяти таких счастливых часов за сутки. В это просто трудно поверить — десять абсолютно счастливых часов! Уж не говоря об остальных семнадцати, — простите, если обсчитался, — которые тоже недалеки от счастья. И это на острове без женщин…
— Гляди-ка, — сказал Петя, — там кто-то впереди! Сидит на стуле! Рыбу, что ли, ловит?
Нет, человек на стуле у кромки воды не имел рыболовных признаков. Он просто сидел на стуле. Это выяснялось по мере приближения. Как-то неловко стало — одно дело подойти к человеку, ловящему рыбу, и совсем другое — к просто так сидящему на стуле, на берегу безлюдного острова Женщин.
Еще куда бы ни шло, если б человек на стуле оказался женщиной — тут легче найти тему для разговора. Но нет, со всей очевидностью, это был мужик. Задумчивого вида. И он просто сидел на стуле, неотрывно глядя в море, будто поджидал золотую рыбку.
Когда мы подошли, человек оторвался от моря и сказал:
— Хай!
— Американец, — шепнул мне Петя и брякнул ни к селу, ни к городу, — а далеко ли до Майами?
— Что за Майами? — спросил человек на стуле, переходя на испанский.
— Город, — пояснил Петя, указывая пальцем за море, — Майами!
Человек пожал плечами, не поднимаясь, впрочем, со стула.
Мы почувствовали, стоя рядом на песке, некоторую неловкость, как на приеме у государственного чиновника. Мы даже присели на теплый закатный песок, но тогда с полной очевидностью выходило, что человек на стуле смотрит на нас сверху вниз. Это, конечно, ущемляло, и Петя приподнялся на корточки. Удлиненный его торс достиг уровня человека на стуле. Но разговор-то все равно не клеился.
Глядя в морские просторы, мы помолчали, но видно было, что Петя пребывает в чрезвычайном напряжении, намереваясь, во что бы то ни стало, склеить этот разговор.
— Медитируете? — спросил он безнадежно и почти угрюмо.
— Нет, — ответил человек на стуле.