— Ребята, — всхлипнул Чучо. — Меня уволят.
Петя потрепал его по щеке:
— Эка невидаль! Усыновим!
Вообще-то время в гнезде своем имеет странные свойства. Оно явно относительно! То сжимается до неизмеримых величин, то растягивается беспредельно. В нашем случае оно, конечно, здорово ужалось. Глазом не успели моргнуть, как услыхали Олин голос:
— Петр, плати!
Петя, поперхнувшись красным вином «Христова кровь», кое-как сполз с табурета.
— Ке паса, ми амор? — удивился по-испански. — За что платить?
— Я выбрала гарнитур — кольцо и серьги.
— Ах, ми амор! — раскинул Петя руки. — Ты еще не знаешь — здесь все даром!
— Надо же, какая свинья, — тихо сказала Оля. — Плати, барбос.
— Все гратис! Даром! — упорствовал Петя. — Здесь угощают! Бери — и носи на здоровье.
— Ошизел! — прошипела Оля, мило улыбнувшись Чучо.
— Сеньора! — сказал он, падая головой на стойку бара. — Все гратис!
— Это сумасшедший дом! — говорила Оля, таща нас к выходу. — Не нужны мне никакие гарнитуры — только бы в полицию не угодить.
— Друзья! — кричал нам вслед Чучо. — Вернитесь — еще кое-чего осталось!
Столик мы купили за углом. Как только я увидел его, понял, что он создан для Оли. Он был каменный, но напоминал Пятое солнце. В глубинах ониксовой столешницы был целый мир. Там что-то поблескивало, перетекало, пульсировало, струилось и заворачивалось спиралью. Это было окаменевшее время.
— Оникс повышает сопротивляемость организма, — наукообразно заметил продавец.
— У моей мамули сопротивляемость — дай бог каждому, — брякнул Петя, но осекся, глянув на Олю.
Было очевидно, что столик тронул ее душу. Энергия оникса проникла до таких глубин, которых не смогли достичь рубины и бриллианты. Такое, поверьте, бывает в жизни.
— Я буду пить за ним свой утренний кофе, — сказала Оля.
— Мамуля, а мне разочек дашь попить? — подлизывался Петя.
— Барбосам место под столом, — заметила Оля беззлобно. — Неси аккуратненько!
Петя, подобно атланту, взвалил ониксовый стол на плечи. Оля страховала сбоку. А я шел позади, имея в виду подхватить в случае чего набравшегося атланта.
— Стол есть, — сказал он. — Пора и пожрать!
И в этом был, конечно, глубокий смысл.
Мне не хотелось, чтобы читатель думал, будто речь здесь идет о забулдыгах. Это не так. Как говорится, не генеральный момент во взаимоотношениях с действительностью. Но когда эта действительность, эта реальная жизнь чрезмерно отягощает, — хочется разделить ее тяготы хотя бы на троих. Случается! Простите — случается.
Пок-Чук и прочее свинство
В ресторане «Мой старик» было чрезвычайно уютно. Что-то откуда-то свисало, где-то журчало, мягко освещало и даже порхало над нашими головами.
Первое, что нам подали, — это небольшие пуховые подушки.
— Чтобы отдыхали ваши уважаемые ноги, — сказал официант с полупоклоном.
Мы скинули сандалии и возложили ноги.
— Нет, братцы, моя голова уважаемей ног, — сказал Петя, пристраивая подушку на столе.
— Простите, это вы говорите на португальском? — спросил официант.
— Вообще-то на русском, — ответил Петя. — Только когда мы поддавши, он звучит, как португальский.
— Так вы русские? — приятно поразился официант. — А знаете, как меня зовут? Ленин Иван!
— Елки-палки! — Петя тяжело привстал и запел родной гимн, переходя время от времени на «проклятьем заклейменного».
И Оля неожиданно начала тоненько подпевать — «воспрянет дух людской!»
Ленин Иван выслушал с почтением.
— Я принесу вам лучшую еду полуострова Юкатан! — сказал он, смахивая счастливые слезы.
А Петя как-то выдохся, разом ослаб и задремал, устроив уважаемую свою голову на пуховой подушке.
— Ну вот — какое свинство! — сказала Оля, довольно, впрочем, дружелюбно. — Будите его, будите, а то храпеть начнет.
Я потрепал Петино ухо, приговаривая:
— Не спи, не спи. Не предавайся сну!
— Ты вечности заложник, у времени в плену! — с выражением добавила Оля.
— Кстати, о времени, — сказал я. — Понимаю, что это не слишком деликатно, но меж друзей возможно. Сколько вам стукнуло?
— Двадцать девять, — мило улыбнулась Оля. — Конечно, если считать по венерианскому календарю, где 584 дня в году.
— А по календарю майя тебе, мамочка, семьдесят! — приоткрыл глаз Петя. — У них в году 260 дней.
— Спасибо, Петр! — кивнула Оля. — Ты уж меня тогда называй бабушкой, а не мамочкой!
— А вообще-то здорово эти майя устроились, — продолжал Петя. — В месяце двадцать дней! Значит, получка-то куда как быстрее подходит. И набирается восемнадцать за год. Да еще, при хорошем раскладе, может быть девятнадцатая!
— Чего-то у тебя, Педро, с арифметикой фигово, — заметил я.
— Разве? — удивился Петя.
— Педро?! — четко отреагировала Оля, — Это что же за Педро такой? Педро, Педро, принеси ведро!
И она расхохоталась венерианским смехом.
Петя поглядел на меня укоризненно:
— Я тебя предупреждал. Горшки уже были, теперь ведра пошли!
Все-таки что-то волшебное происходит порой в этом мире. Не успели мы развить тему ведра, как оно приблизилось к нашему столу — об руку с Лениным Иваном. То есть он притащил ведерко с шампанским.
— Выпьем, друзья, за вождей и поводырей, — сказал я, наполняя бокалы.