— Это в каком смысле? — спросила Оля.
— Это без смысла, но за вас!
Мы выпили шампанского, и я неожиданно ощутил, что некоторые мои чакры приоткрылись, заструилось что-то слегка рифмованное, слегка ритмическое.
— О женщина! О Афродита! — воскликнул я, окончательно пробудив Петю. — В душе ее сокрыт небесный дар! И даже в сердце зверского бандита любовный нанесет она удар! Всегда гляжу на женщину с любовью — мне трудно оторвать от ней глаза. Клянусь я в том мужскою кровью.
— Ну ты, брат, даешь дрозда! — заметил Петя.
— Молчи, Петр, молчи! — томно сказала Оля. — Это поэзия! — И глаза ее затуманились легкой слезой.
— Навряд ли муж за ссыльною женою пойдет терпеть лишения в Сибирь, — несло меня дальше. — Мужчина не пожертвует собою, хотя жена — его духовный поводырь!
— Слушай, Петр, что писали умные люди! — кивала Оля. — Это, кажется, Некрасов?
— Что-то в этом роде, — скромно сказал я. — Да, женщина возвышенной любовью спасет заблудший этот мир. Клянусь я в том мужскою кровью!
— Спасибо, спасибо. Это лучший подарок на мой день рождения! — приговаривала Оля. — Выпьем, друг мой, на брудершафт!
И только мы свершили это, как зазвучали барабаны типа тамтамов.
В ресторан ввалилась группа полуголых мужиков с перьями на голове и дико размалеванными физиономиями.
— Похоже, грабить будут, — равнодушно предположил Петя.
Но это были мирные индейцы. Они исполняли танец «Смерть оленя». В наличии имелись: охотник с луком, олень с чрезвычайно ветвистыми рогами на башке и, очевидно, силы природы в количестве пяти парней с факелами и барабанами.
Олень, конечно, тоже был не прав! Без видимых причин остервенело набрасывался на охотника, норовя поддеть рогами.
Охотника было искренне жаль. В конце концов, он сделал символический жест, обозначавший — ну, ты меня достал, падло! — и засандалил оленю меж глаз пару стрел.
Тут и началась кульминация танца! Силы природы ухнули в барабаны и пригасили факелы — олень агонизировал. Это длилось минут пятнадцать, настолько живучим оказалось парнокопытное.
Мы уж думали, что олень совсем подох, да не тут-то было — опять подскакивал. Охотник с сокрушенным видом невольного палача стоял неподалеку, и олень все тщился добраться до него! Хоть копытом вдарить напоследок! В общем, образ оленя нам не показался слишком привлекательным. Когда он, побившись в последних судорогах, отбросил, как говорится, копыта, Петя вздохнул:
— Эх, ребята, оленятинки бы сейчас!
Но нам принесли в основном свинину. Ленин Иван, расставляя блюда, пояснял их содержание.
— Это «салбутес» — жареные кукурузные лепешки с индюшатиной, луком и авокадо. Бульон «пучеро» — свинина, курятина, морковь, тыква, чайоте, картошка, кусочки банана, кинза, редиска и апельсин…
— Запоминай, мамочка, — сказал Петя. — В Москве сварганишь.
— Пойо пибиль! — продолжал Ленин Иван с видом конферансье, представляющего звезд эстрады, — запеченные в банановых листьях кусочки курятины с чесноком, перцем и апельсином. И, наконец, «Пок-Чук» — жареная свинина в апельсиновом маринаде, под луковым соусом. Сейчас принесу свинину вареную с фасолью и соус «моле» — шоколад, перец и миллион трав. Наслаждайтесь, друзья!
— С чего начнем? — растерянно спросил Петя. — С этого что ли, Чука с Геком?
— Да тебе все едино, — пошутила Оля. — Лишь бы брюхо набить!
— Не обижай, мамочка! — говорил Петя, приступая к набиванию брюха. — Я очень даже разбираюсь в разных кухнях. Пицца, к примеру, гамбургер, хот-дог, пельмени в пачках. А как, бывало, почую шоколад с перцем, так весь трясусь. Я, мамуля, если по большому счету, — гурман!
— Петр, не смеши! — вдруг как-то странно хрюкнула Оля. — Ты можешь мне сказать, что сейчас ешь — свинину или курятину?
— Мамочка, это не играет значения! — хрюкнул и Петя. — Главное, чтобы вкусно и питательно.
— Думаю, мы едим свинину — предположил я, тоже немного подхрюкивая.
Вскоре мы нахрюкались вдоволь — вкусно и питательно. И сидели, прямо скажем, с отупевшими свиными рылами. За исключением, конечно, Оли.
— Что будем на десерт? — поинтересовалась она.
Я открыл меню такой толщины, что оно напоминало скрижали завета, полученные когда-то Моисеем.
Первое, попавшееся на глаза, как-то удивило, и я прочитал для смеха.
— Французский коньяк столетней выдержки. Пятьсот долларов за рюмку!
Петя опять захрюкал, а Оля сказала с некоторым вызовом:
— Вообще-то я не против. Будет, что вспомнить!
— Ну уж, мамочка, это дудки! — подпрыгнул Петя. — На пятьсот долларов можно месяц не просыхать. Доживешь до ста лет, куплю тебе бутылку соответствующей выдержки. А пока пей, чего попроще!
Оля внезапно обернулась ко мне:
— Купите даме всего одну рюмку столетнего коньяка!
— Мы, кажется, уже на «ты», — сказал я оторопело.
— Тем более, — согласилась Оля. — Так купишь или нет?
Я оказался в труднейшем положении. На этот прямой вопрос надо было отвечать однозначно. Но что? Я бегло взглянул на Петю — он отвел глаза, будто бы изучая лианы, свисавшие с потолка. Пауза затягивалась, а в голову не приходил достойный ответ.