Меланхолия

- Не стоит извиняться... - говорит сосед. Газета все еще покоится на коленях и над фотографией парящих в небе шахматных фигур башен готический заголовок вопрошает: "Шутка?".

- Вот видите, - киваю я. - Объективное свидетельство. Свидетельство, подделанное с помощью объектива... А вот интересно - какой у него фокус?

Тони склоняется к моему уху и предупреждает:

- Не увлекайся.

Опять ревность? Мне надоела ее ревность. Меня лихорадит от открывающихся возможностей. Руки готовы пуститься в пляс и я зажимаю их между колен. Ну, мой дорогой любитель морских досок, ты уже гребешь вниз? В соленую бездну, раздвигая податливую мантию вселенского моллюска? Ты правильно делаешь... Теперь самое главное - забыть о всем том, что осталось на поверхности. Сильнее, сильнее втыкаемся в тьму.

- Так что вы говорили о пришельцах?

- О пришельцах? Вы думаете, что это пришельцы?

- А вы хотите сказать, что это все же фотомонтаж? Или фотоувеличение?

- Но почему обязательно пришельцы? - упрямо вопрошаю. - Есть более интересные возможности. Бог, например.

Собеседник смеется. Ломается пополам и чуть ли не достает кончиками пальцев ботинок. Газета соскальзывает и разлетается по отдельным листкам как сухопутная камбала в брачном наряде.

- Смешно... смешно... - задыхается он и я готов бежать за ингалятором. Мне кажется, что у соседа приступ астмы. - Отличная шутка, мой друг, отличная шутка.

Он выпрямляется, снимает запотевшие очки и вытирает стекла тряпочкой:

- Я куплю у вас этот каламбур. "Например" и "Бог"... В этом определенно весь сколок нашего времени! Понимаете, я состою членом своего рода философского кружка... "Licorne Mordore". Слышали? Наши дискуссии иногда печатают в колонке университетской хроники. Ваша фраза, я убежден, станет жемчужиной в нашей коллекции языка современности.

- Десять монет, - шепчет Тони. Хочу возразить насчет обычной шутки, но в пустыне нет ни деревца аргумента и я послушно повторяю.

- Отлично, - говорит собеседник. - Вы не упрямы и откровенны.

Бумажка перекочевывает в мой карман.

- Мы всегда за откровенность. Это девиз нашего клуба. Не желаете как-нибудь навестить? Я дам приглашение.

- На двоих?

- Если вы будете с дамой, то обязательно. Только на двоих! Женщина-философ - драгоценная жемчужина в океане жизни, поверьте. "Licorne Mordore" - общество в высшей степени мужское, консервативное, но поиск вечной женственности - важная задача ордена.

- Ордена? Вы говорили о кружке.

- А вы сразу представили нечто в меру банальное? Вечерние сборища на подземных этажах библиотеки, перед камином, с чашечкой кофе, в широких брюках и круглых очках? Неплохо, неплохо... Пожалуй, стоит попробовать и нечто традиционное. Нет, вы определенно находка для меня! Наша встреча не могла быть случайной. Столько разных идей! Пришельцы! Бог! Профессор!

- Его рейс, - сообщает мне Тони.

Профессор вскакивает, сует мне в руку визитную карточку, раскланивается с Тони и шагает в поток людей, на прощание подняв руку.

- А теперь, - говорит Тони, - все нужно делать очень быстро. Где твои документы?

Я послушно выкладываю мусор - запаянные в пластик бумажки, карточки, пересыпанные мелочью и мятыми банкнотами.

- Рви, - говорит Тони.

- Что?

- Рви немедленно и сунь в ту мусорную корзину.

Сделать это совсем непросто. Пластик гнется в трясущихся руках, пот со лба дождем падает на искаженную фотографию, которой тесно в вязком болоте знаков. Каждый излом отдается в голове мучительным хрустом - там тоже что-то ломается и не может порваться. Пленка отстает и расходятся неряшливыми волдырями, пальцы соскальзывают, а чужое лицо жутко ухмыляется. Тони берет меня за руки и смотрит в глаза:

- Еще есть время... есть время... но надо поторопиться, очень надо...

От меня не требуют понимания, лишь исполнения, вот единственное, что напоминает мир, приобретающий желтоватый, жухлый оттенок. Зрачки выцветают, покрываются патиной древней усталости, разводами облупленной золотой краски, которая еще просвечивает с подложки настоящего. Это все равно, что разорвать сам мир, схлопнуть бесконечный гипершар даже не в точку, в плоскость, так, чтобы голова торчала наружу, обдуваемая ветрами иных миров.

- Нет, нет, - шепчет Тони, - не уходи, я здесь, я держу, не уходи...

Есть в придыхании намек на страсть, запретное удовольствие, ледяное падение света, расплывающегося пепельной точкой во мраке дня. Птицы несут свои металлические тела, увешанные лапами и крыльями, кто-то двигает скульптуры в застывшей вечности бессмысленной жизни. Так вот в чем секрет! Движение есть неподвижность... Скорость планеты, скорость солнца, скорость души, оседлавшей тайное стремление вознесения к иным сферам. Глупая, глупая Тони. Мне открывается свет, я вижу множество душ, уносящихся прочь только потому, что и они узнали астрономическую тайну.