Мелиан. Охота Дикой Кошки (СИ)

радость увлекающимся народным фольклором учёным мужам из Алдории. Призраков на Аэдагге

боялись так отчаянно, что придумывали различные ритуалы, чтобы не навлечь на себя гнев

бестелесного духа.

80

Мелиан. Охота Дикой Кошки.

Когда я убила Сокола и Волка, пираты мигом разнесли слух о некоем довлеющим надо мной

проклятием. Не желая мириться с тем, что слабой женщине, место которой в постели или весёлом

доме, удалось в одиночку справиться с двумя бывалыми искателями приключений, морские братья

мигом придумали причину – всему виной злой дух, вселившийся в меня и моими руками зарезавший

товарищей. Кто-то даже рассказывал, что видел, как рядом со мной мелькает чей-то призрачный

силуэт. Разумеется, никого рядом со мной не было, но это не мешало обитателям Аэдагги

придумывать всё новые и новые сказки о проклятой сыновьями Хэлля(57) Дикой Кошке. Конечно,

эти слухи больше работали в мою пользу, нежели против: ни один пират не смел и пальцем до меня

дотронуться. Но всё же неприятно ощущать себя человеком, полностью оторванным от мира.

Иногда, закрыв глаза, я словно воочию наблюдала одну и ту же картину: в бушующем море, с

рёвом вздымающем к небу горбы волн, беспомощно болтается одинокая фигурка старика, упорно

цепляясь корявыми от вздувшихся вен руками за обломок палубы. Ураганный ветер свистит над

ним, швыряя в лицо пригоршни солёных брызг, но потерпевший кораблекрушение и не думает

сдаваться. Сверкает молния, озаряя океан молочно-белым светом. На удар сердца в разрыве туч

мелькает гигантская плоская тень, заслонив робко выглянувшую луну.

Океан опустел.

Всё, что у меня осталось от Тома – старый обшарпанный сундук, украшенный потёртым вензелем

какого-то давно забытого алдорского вельможи, да угловая комнатушка в доме на окраине

Весёлого квартала(58). Это обиталище больше похоже на большую коробку. В нем помещается

только продавленная койка, пара полок и колченогий стол. Но я готова молиться за упокой Тома

всем известным и неизвестным богам: без крыши над головой в моём незавидном положении

пришлось бы туго.

Попадавшиеся навстречу пираты иногда вскидывали ладони или что-то буркали в знак

приветствия, но большинству было не до меня. Их пальцы сжимали пузатые бутыли с лэем, а к

груди некоторых с пьяным хохотом липли размалёванные девицы в вызывающе-ярких потрёпанных

нарядах. Практически всех я знала в лицо.

До дома Микаэля оставались считанные шаги, когда, огибая покосившуюся под тяжестью этажей

лачугу, я столкнулась с Рыжей Энн – соседкой по дому в Весёлом квартале. Скорее всего, Энн была

ненамного старше меня, но разгульная жизнь портовой проститутки и неумеренное потребление

лэя сделали её похожей на усыхающее яблоко, густо обмазанное белилами и румянами. Своё

прозвище Энн получила вовсе не из-за цвета волос – они были желтовато-белыми, как выгоревшая

на солнце солома – а благодаря густой россыпи веснушек, обильно покрывающих тело.