Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— По-моему, он считает иначе, — ответил Брута, не сводя глаз со вспышек.

— Вот и мне так кажется, — уныло согласился капитан.

— Семь, а потом четыре.

— Я попаду в квизицию, — пожаловался капитан.

Брута уже собирался сказать: «Так возрадуйся же тому, что душа твоя наконец очистится», — но передумал. Сам не зная почему.

— Э-э, сочувствую, — промолвил он вместо этого.

Маска удивления на мгновение скрыла печаль капитана.

— Обычно вы говорите что-нибудь об очищении души, которому так способствует квизиция, — сказал он.

— Очистить душу никогда не мешает.

Капитан внимательно следил за его лицом.

— Знаешь, а он ведь плоский, — тихо промолвил он. — Я плавал по Краевому океану. Он — плоский, и я видел Край. И движение. Не Края, а там, внизу. Мне могут отрубить голову, но она… она движется!

— Но для тебя она скоро может перестать двигаться, — ответил Брута. — На твоем месте, капитан, я бы более тщательно выбирал себе собеседников.

Капитан наклонился ближе.

— И все-таки Черепаха Движется! — прошипел он и бросился бежать.

— Брута!

Вина заставила Бруту резко выпрямиться, так изгибается пойманная на крючок рыбешка. Он быстро обернулся и облегченно вздохнул. Это был не Ворбис, а всего лишь Бог.

Он прошлепал к мачте. Ом свирепо взирал на него единственным оком.

— Да?

— Ты совсем меня забросил, — изрекла черепашка. — Понимаю, ты очень занят… — И добавила язвительно: — Мог бы хотя б разок помолиться.

— Утром я тебя навещал. Пошел к тебе, сразу как проснулся, — возразил Брута.

— Я голоден.

— Вчера вечером ты съел кожуру целой дыни.

— А кто съел дыню, м-м?

— Это не он, — сказал Брута. — Он ест только черствый хлеб и запивает его простой водой.

— А почему он не ест свежий хлеб?

— Потому что ждет, когда тот зачерствеет.

— Ага, так я и думал, — кивнула черепашка. — Очень логично.

— Ом?

— Что?

— Капитан только что сообщил мне нечто странное. Он сказал, что мир — плоский и у него есть Край.

— Да? Ну и что?

— Но, то есть мы-то знаем, что мир — круглый, ведь…

Черепашка мигнула.

— Это не так, — сказала она. — Кто сказал, что мир — круглый?

— Ты сам и сказал, — ответил Брута и добавил: — В Первой Книге Семикнижья, если ей, конечно, можно верить.

«Раньше я никогда не ставил это под сомнение, — подумал он. — Во всяком случае, никогда так не говорил».

— Почему капитан вдруг решил рассказать мне об этом? — спросил он. — Нормальной беседой это не назовешь.

— Говорю тебе, этот мир создал не я, — вздохнул Ом. — Зачем мне было это делать? Он уже был создан. Но если б я и создал мир, то круглым бы его ни за что не сделал. Люди стали бы с него падать. И все море вылилось бы до дна.

— Не вылилось бы, если бы ты приказал ему остаться.

— Ха! Вы только послушайте его!

— Кроме того, сфера — это идеальная форма, — не сдавался Брута, — потому что в книге…

— Не вижу ничего особенного в сфере, — пожала плечами черепашка. — Если подумать, черепаха — вот идеальная форма.

— Идеальная форма для чего?

— Ну, во-первых, это идеальная форма для морской черепахи. Если бы она имела форму мяча, то постоянно выпрыгивала бы на поверхность, как какой-нибудь пузырь.

— Говорить, что мир — плоский, это ересь, — указал Брута.

— Возможно, но это правда.

— И он действительно покоится на спине гигантской черепахи?

— Он действительно там покоится.

— В таком случае, — торжествующе сказал Брута, — на чем стоит сама черепаха?

Черепашка непонимающе уставилась на него.

— Ни на чем она не стоит, — наконец фыркнул Ом. — Ради всего святого, это морскаячерепаха. Она плывет. Именно для этого черепахи и предназначены.

— Я… э… думаю, я лучше пойду, доложу Ворбису о том, что увидел, — пробормотал Брута. — Если его заставлять ждать, он становится чересчур спокойным. Зачем я тебе был нужен? После ужина постараюсь принести тебе что-нибудь перекусить.

— Ты как себя чувствуешь? — участливо спросила черепашка.

— Очень хорошо, спасибо.

— Питаешься нормально и все такое прочее?

— Да, спасибо.

— Очень рад это слышать. А теперь беги. Я просто хотел сказать, я ведь твой Бог, как-никак, — крикнул Ом вслед убегающему Бруте. — И ты мог бы навещать меня почаще!

— И молиться погромче. Мне надоело напрягаться, чтобы тебя расслышать! — уже во весь голос проорал он.

* * *

Ворбис все еще сидел в своей каюте, когда запыхавшийся Брута постучал в его дверь. Ответа не последовало. Подумав немного, Брута решил войти.

Никто не видел, чтобы Ворбис читал. Он писал, это было очевидно, хотя бы по знаменитым Письмам — впрочем, этого тоже никто не видел. Оставаясь один, он проводил время, уставившись в стену или лежа ничком в молитве. Ворбис умел унижать себя в молитве так, что позы одержимых жаждой власти императоров выглядели по меньшей мере раболепными.

— Гм, — смущенно произнес Брута и попытался закрыть дверь.

Ворбис раздраженно махнул рукой и встал. Он даже не стал отряхивать пыль с рясы.

— Знаешь, Брута, — сказал он. — В Цитадели не найдется ни единого человека, который посмел бы прервать мою молитву. Квизиции боятся все. Кроме тебя, как мне кажется. Ты боишься квизиции?