Он был довольно стар и во многих аспектах напоминал жабу, которую долго-долго высушивали. Что-то в его облике заставило бы вас вспомнить словечко «шустрый», но в настоящий момент скорее всего напрашивались описания «в чем мать родила» и «промокший до костей», причем оба понятия полностью соответствовали действительности. Правда, он был в бороде. Такую бороду, как была у него, можно легко использовать как плащ-палатку.
Нисколечки не смущаясь, человек пронесся по улице и затормозил у гончарной лавки. Гончара явно не взволновал тот факт, что к нему обращается какой-то голый и мокрый тип. На самом деле никто на улице не обращал на человечка ни малейшего внимания.
— Будь добр, горшок номер девять и веревку, — рявкнул старик.
— Сию секунду, господин Легибий.
Гончар достал из-под прилавка полотенце. Старик с рассеянным видом принял его. У Бруты сложилось впечатление, что подобное происходит не в первый раз.
— А также рычаг бесконечной длины и надежную точку опоры, — продолжил Легибий, вытираясь.
— У меня есть только то, что ты видишь, господин. Горшки и обычные хозяйственные товары, аксиоматические механизмы сейчас в дефиците.
— А кусочек мела у тебя имеется?
— Остался с прошлого раза, — ответил гончар.
Старичок взял мел и принялся чертить на ближайшей стене треугольники. Потом взгляд его случайно упал вниз.
— Почему на мне нет одежды? — осведомился он.
—
— Я оставил одежду в ванне?
— Думаю, когда ты был в ванне, тебе пришла в голову очередная замечательная идея, — подсказал гончар.
— Правильно! Правильно! Мне пришла в голову прекрасная идея, как перевернуть мир! — воскликнул Легибий. — Простой принцип рычагов. Должен работать идеально. Осталось только уточнить технические детали.
— Замечательно. Зимой можно будет туда, где теплее, — согласился гончар.
— Могу я одолжить у тебя полотенце?
— Оно и так твое, господин Легибий.
— Правда?
— Ты забыл его здесь в прошлый раз. Помнишь? Когда тебе в голову пришла идея устройства маяка?
— Чудесно, чудесно. — Легибий завернулся в полотенце и провел на стене еще несколько линий. — Замечательно. Я пришлю кого-нибудь забрать стену.
Он обернулся и, казалось, только что заметил омниан, присмотрелся и пожал плечами.
— Гм-м, — только и сказал он и зашагал прочь.
Брута подергал за плащ одного из эфебских солдат.
— Прошу прощения, но почему мы остановились?
— Мы обязаны уступать дорогу философам, — пояснил солдат.
— А кто такой философ? — спросил Брута.
— Тот, у кого хватило ума подыскать себе непыльную работенку, не связанную с подъемом тяжестей, — раздался голос в его голове.
— Безбожник в поисках справедливой участи, которой он, несомненно, заслуживает, — ответствовал Ворбис. — Выдумщик заблуждений. Они слетаются в этот проклятый город, как мухи на навозную кучу.
— На самом деле все дело в климате, — пояснила черепашка. — Сам подумай. Если у тебя есть склонность выпрыгивать из ванны и бежать по улице каждый раз, когда в голову приходит блестящая идея, вряд ли ты захочешь жить в холодном климате. Если бы такие люди жили в холодном климате, они бы давно вымерли. Обычный естественный отбор, не более. Эфеб знаменит своими философами. Это даже лучше, чем уличный театр.
— Что лучше — толпа стариков, бегающая по улицам без одежды? — едва слышно произнес Брута, когда колонна двинулась дальше.
— Вроде того. Проводя все свое время в раздумьях о проблемах вселенной, о менее значительных вещах ты просто забываешь. Например, о штанах. Девяносто девять из ста идей оказываются совершенно бесполезными.
— Почему же никто не додумался надежно запереть их где-нибудь? — спросил Брута. — Лично мне кажется, что они никакой пользы не приносят.
— Потому что сотая идея, — сказал Ом, — обычно бывает гениальной.
— Что?
— Видишь ту высокую башню на скале?
Брута поднял глаза. На самом верху башни металлическими полосами был закреплен сверкающий на солнце большой диск.
— Что это? — прошептал он.
— Причина, по которой у Омнии больше нет флота, — ответил Ом. — Вот почему так полезно иметь под рукой нескольких философов. Они размышляют себе на тему «Истина — это красота, или красота — это истина?» или «Производит ли шум падающее в лесу дерево, если никто его не слышит?», а потом, когда ты уже решишь, что они вообще вот-вот обслюнявятся, один из них и говорит этак невзначай: «Интересной демонстрацией принципов оптики будет размещение на высоком месте тридцатифутового параболического зеркала, способного направлять солнечные лучи на вражеский флот». Философам приходят в голову удивительные идеи. А незадолго до этого в целях демонстрации принципа рычага было изобретено замысловатое устройство, способное метать шары горящей серы на расстояние в две мили. А до этого, насколько я помню, было придумано какое-то подводное судно, которое втыкало в днища кораблей заостренные бревна.
Брута снова посмотрел на диск. Из речи Ома он понял не больше трети.
— Так оно производит или нет? — наконец спросил он.
— Что производит? Кого производит?
— Шум. Дерево. Если упадет, когда никто его не слышит?
— А кого это волнует?