Мемуары

«Чтобы исполнить волю Вашего Величества, мне придется, Государыня, вновь вернуться к предсказаниям, которые я недавно имел смелость помянуть. Если положение останется прежним, Месьё, постоянно опасаясь, как бы Принц не примирился с Вашим Величеством ценой возвращения господина Кардинала, будет по-прежнему стараться сохранить с Принцем доброе согласие и усердно поддерживать расположение к себе Парламента и народа. Принц объединится с Месьё, чтобы помешать возвращению господина Кардинала, если посчитает его возвращение для себя невыгодным, или, совершив раздел королевства, будет терпеть господина Кардинала до той поры, пока не найдет для себя более полезным его изгнать. Все хоть сколько-нибудь значительные особы будут стараться лишь об одном: урвать для себя как можно более выгод, и несхожесть интересов их посеет раздор при дворе и среди мятежников. Как видите, Ваше Величество, поводов для гражданской войны хоть отбавляй, и она, присовокупившись к столь длительной войне с иноземцами, как нынешняя, может привести государство на край гибели». — «Если бы Месьё согласился», — заметила Королева. — «Он никогда не согласится, Государыня, — возразил я. — Ваше Величество обманывают, если внушают Вам надежду на это: я навеки лишился бы его милости, вздумай я хотя бы заикнуться о таком предложении. Он боится принца де Конде, но не любит его и уже не полагается на господина Кардинала. От времени до времени он будет поддаваться то одному, то другому, смотря по тому, кого из них будет страшиться, но он никогда не покинет хранительной сени общего мнения, пока мнение это остается нераздельным, а оно еще долго будет таковым в вопросе, в отношении которого даже Вы, Ваше Величество, принуждены неизменно успокаивать народ все новыми декларациями».

Тут мне пришлось, как никогда прежде, увериться, что двору невозможно втолковать, что такое общее мнение. Лесть, страшнейший недуг двора, поражает его столь глубоко, что внушает ему на сей счет бредовые фантазии, от которых излечить его невозможно: я видел, что Королева мысленно называет мои остережения вздором с таким высокомерием, словно у нее не было никакого повода вспомнить о баррикадах. Вот почему я коснулся этого предмета более бегло, нежели он того заслуживал; впрочем, Королева сама изменила направление беседы и, вновь возвратившись к действиям принца де Конде, спросила, как я смотрю на его требование удалить Ле Телье, Лионна и Сервьена. Поскольку я весьма желал выведать, не было ли это требование ступенькой к каким-нибудь тайным переговорам, я на этот вопрос улыбнулся, принял вид почтительный, который приправил, однако, долей таинственности. Королева, весь ум которой состоял в умении притворяться, разгадала смысл моего выражения. «Нет, — сказала она, — тут не кроется ничего, кроме того, что известно вам и всем прочим не хуже меня самой. Принц желал добиться от меня уступок, каких с лихвой хватило бы, чтобы убрать дюжину министров, утешая меня надеждой сохранить одного-единственного, которого, быть может, отнял бы у меня на другой же день. В эту западню я не подалась, тогда он расставил мне другую: он хочет лишить меня тех министров, что у меня остались, точнее — грозится меня их лишить, потому что, если он получит Прованс, он оставит мне Ле Телье, и, быть может, отдав ему Лангедок, я отстою Сервьена. А что говорит об этом Месьё?» — «Он пророчит, Государыня, — ответил я. — Ведь я уже говорил Вашему Величеству: что еще можно делать в нынешних обстоятельствах?» — «Но все-таки, что он говорит? — упорствовала Королева. — Не собирается ли он поддержать Принца, чтобы заставить меня выкинуть еще и это коленце?» — «Вспоминая то, что он говорил мне сегодня, Ваше Величество, — ответил я, — я полагаю, что он этого не сделает, но стоит мне подумать, что завтра его могут к тому принудить, и я уверяюсь в обратном». — «А вы? — спросила Королева. — Как поступите вы?» — «Я в присутствии всего Парламента и даже с церковной кафедры объявлю себя противником требования Принца, — отозвался я, — если Ваше Величество решитесь прибегнуть к единственному и самому спасительному средству, но, без сомнения, буду голосовать, как все, если Вы не пожелаете ничего изменить».