Мемуары

Хотя роль противника принца де Конде и делала мне честь, я не настолько был ею польщен, чтобы не видеть всей глубины пропасти, к которой она меня вела. «Куда мы идем? — спрашивал я президента де Бельевра, который, на мой взгляд, слишком уж радовался тому, что принц де Конде не стер меня с лица земли. — Ради кого усердствуем? Я знаю, что мы принуждены делать то, что делаем, и делаем это наилучшим образом, но пристало ли нам радоваться необходимости, толкающей нас к этому лучшему, когда она вскоре почти неизбежно приведет нас к худшему?» — «Понимаю вашу мысль, — отвечал мне президент де Бельевр, — но позволю себе возразить вам словами, которые однажды слышал от Кромвеля (де Бельевр видел его в Англии и был с ним знаком); Кромвель сказал мне однажды, что всех выше поднимается тот, кто не знает, куда он держит путь». — «Вам известно, — заметил я, — что Кромвель мне отвратителен, а если он придерживается подобного мнения, я еще и презираю его, хотя нам и пытаются внушить, будто он человек великий, ибо подобное мнение достойно повредившегося в уме». Я пересказываю вам этот разговор, сам по себе ничем не примечательный, для того лишь, чтобы показать вам, сколь опасно судить вслух о людях, занимающих высокое положение. Президент де Бельевр, вернувшись в свой кабинет, где толпилось множество народу, повторил, не подумав, мои слова, дабы доказать, что меня несправедливо обвиняют в том, будто честолюбие мое беспредельно и безгранично; их передали Протектору, вспомнившему о них с озлоблением в обстоятельствах, о которых я расскажу вам далее. «Мне известен лишь один человек на свете, который меня презирает, — это кардинал де Рец», — сказал он французскому послу в Англии де Бордо. Суждение это едва не обошлось мне весьма дорого. Но продолжаю свой рассказ.

Месьё, очень довольный тем, что так легко выпутался из вышеописанных затруднений, думал лишь о том, каким способом избежать их в будущем, и 26 августа отбыл в Лимур, чтобы показать, как он объяснил Королеве, что совершенно не причастен к поступкам принца де Конде.

Двадцать восьмого августа, а также на следующий день Принц всеми силами старался принудить Парламент убедить Королеву, чтобы та либо оправдала его, либо представила письменные доказательства обвинений, которые она ему предъявила. Но Первый президент оставался тверд в своем решении — не допускать никаких прений по этому вопросу до прибытия герцога Орлеанского, а так как он был уверен, что Месьё возвратится не скоро, он согласился от имени Парламента просить его пожаловать в палату; 29 августа, после обеда, принц де Конде в сопровождении герцога де Бофора сам отправился к Месьё, чтобы содействовать его возвращению. Он ничего не добился; в полночь ко мне явился Жуи, посланный Месьё, чтобы уведомить меня о происшедшем разговоре и приказать мне завтра же сообщить о нем Королеве.

Назавтра, 30 августа, принц де Конде явился в Парламент, где имел удовольствие наблюдать герцога Вандомского в самой жалкой роли, какую можно вообразить: герцог требовал внести в протокол его заверения в том, что с 1648 года он слыхом не слыхал ни о каких переговорах о браке его сына с мадемуазель Манчини; разумеется, он никого не убедил. Потом принц де Конде спросил Первого президента, ответила ли Королева на представления Парламента касательно его особы; послали за магистратами от короны, и те объявили, что Ее Величество отложила ответ до возвращения герцога Орлеанского, пребывающего в Лимуре. Принц выразил недовольство этой отсрочкой, полагая, что таким образом ему отказывают в правосудии; среди членов Парламента начался ропот, и Первый президент после долгого сопротивления принужден был сообщить о том, что произошло в Пале-Рояле в минувшую субботу, когда он сделал Королеве представления. Он изложил их Королеве с большой горячностью, не упустив ни одного довода, способного убедить ее в том, сколь важно и даже необходимо согласие в королевской семье. Но Королева, заключил Первый президент, объявила ему, так же как и магистратам от короны, что откладывает дело до возвращения герцога Орлеанского.

Президент де Мем, который побывал в Лимуре, чтобы от имени Парламента просить Месьё пожаловать в палату, привез от него ответ весьма уклончивый; члены Парламента еще более уверились в том, что Месьё не намерен являться во Дворец Правосудиям когда г-н де Бофор, накануне сопровождавший в Лимур принца де Конде, объявил, что Месьё приказал ему от его имени просить Парламент, не дожидаясь его, как было решено прежде, довести до конца дело с декларацией против г-на Кардинала.